Тревожный Саббат
Шрифт:
— Я видела их. И вовсе не спала.
— Ты пила снотворное? Это побочный эффект, — устало сказал Еретик. — Идем спать. Нам завтра обоим рано вставать.
— Я лягу с тобой в кровать, можно? Мне очень страшно, — тихо попросила Ким.
— Ты же знаешь, я не смогу… Не смогу удержаться.
— Знаю, прости, но… Ладно, лягу на диване, — убито сказала Ким. — Спасибо тебе, друг!
— За что это?
— За человечность спасибо.
Несмотря на все потрясения, Ким заснула моментально. И приснился ей странный сон. Она снова видела себя девочкой, ученицей цирковой школы, которая
Глава 2. Чаепитие в нелепом домишке
Фамильное гнездо Асмодея располагалось в старом районе, где памятники архитектуры XVIII века соседствовали с убогими домишками пятидесятых годов XX века. Хотя он находился в двух шагах от центра, воздух был очень чистым, а по деревянным мосткам бродили куры и даже козы.
Дом, стоявший на холме, превзошел все ожидания девушки. Сложно было представить более нелепое и вычурное сооружение. Три каменных крыла, выкрашенные в зеленый цвет, две башни с круглыми окнами, один деревянный пристрой.
«Наверное, архитектор был шизофреником, — улыбнулся Заратустра. — «Кстати, кирпичная часть появилась только во второй половине XX века. А еще в доме есть ротонда, что весьма необычно для такого строения».
Довольно большую площадь занимал запущенный сад с сохранившимися мраморными скульптурами.
— Остатки роскоши былой, — прокомментировал Чайна.
— Сентиментальщина, — скривился Асмодей. — А вот дом мне нравится. Построили в середине XIX века, а в начале XX мой прадед привел здание в нынешний вид. Ротонда — его рук дело.
— Наверное, это был необычный человек, — предположила Ким.
— Да, ницшеанец и философ. Видите северную башню? С нее прадед вел метеорологические исследования. А еще у него был собственный кружок, состоявший из искателей смысла жизни. Так называемого Шаолиня.
— Чего-чего? Китайского монастыря? — удивился Чайна.
— Нет, это некое мифическое место, где каждый находит свое счастье. Типа Шамбалы или Китеж-града.
— Я знаю, что такое Шаолинь, слышала от отца, — кивнула Ким.
— Некоторые считают, что это место находится во Вьетнаме, — продолжил Заратустра. — Другие — что у каждого человека свой Шаолинь. И они ближе всего к истине. Я знаю одну девушку сногсшибательной красоты. И большую умницу. Она тоже искала Шаолинь.
— И нашла?
— Нет. Но была близка к нему.
Ким не понравилось выражение лица Асмодея. Она ощутила смутное недовольство и даже зарождавшуюся ревность.
— А кто сейчас живет в доме? — спросила девушка.
— Никто. Он старый, требует ремонта и солидных вложений. Раньше здесь проживала
Ким улыбнулась открыто, радостно, так, как не улыбалась никому:
— А мне покажешь?
— Покажу, если интересно. А впрочем, я заболтался. Проходите, располагайтесь. Сейчас я поставлю чайник.
Изнутри дом выглядел еще более несуразно. Антикварная мебель XIX века соседствовала с советской 60-х годов, а современный камин с гарнитуром времен Перестройки. На стене большой комнаты, куда привел гостей Заратустра, было нарисовано родовое древо с фотографиями предков.
Девушка уютно расположилась в кресле, поджав под себя ноги.
— Выпей пуэра. Это очень полезный для здоровья чай, который хранится в земляных хранилищах, — Заратустра протянул Ким фарфоровую чашечку, нечаянно коснувшись ее руки.
Фаерщица негромко вскрикнула и уронила чашку.
Лицо Асмодея мгновенно изменилось:
— Так, хватит заговаривать зубы. Ты должна рассказать мне все. О себе, о том, что связывает вас с Ингрид, о том, почему боишься прикосновений и почему так хочешь огня. У этого дома страшное запутанное прошлое. Он — живой, и ты действуешь ему на нервы.
— Прости, мне очень жаль, — потупилась Ким. — Это была дорогая чашка?
— Фарфор, — неожиданно улыбнулся Заратустра, вытирая лужу. — А ты похожа на Инея. Не внешне. А чем-то неуловимым в глазах. Как будто ты хранишь жуткую тайну.
— Я расскажу о себе все, — пообещала Ким.
— Мы надеемся на твою откровенность. Предельную откровенность, — сказал Заратустра, поставив перед девушкой новую чашку.
— Я задам первый вопрос, — вмешался Чайна. — Ты действительно равнодушна к отношениям между мужчиной и женщиной?
— Да, меня не интересует плотская сторона отношений, если ты об этом. А если о любви, то я в нее не верю. Считаю глупостью и… мифом. Людям надо во что-то верить, чтобы было ради чего жить. В любовь или Шаолинь — не важно.
— Ладно, оставим вопрос о духовном, вернемся к плотскому. Ты ненавидишь прикосновения, или это не более чем притворство?
— Мне крайне неприятны любые касания. Общественный транспорт — просто ад, стараюсь больше ходить пешком.
— И как же ты живешь со своим молодым человеком? — удивился Асмодей. — Как его там? Еретик?
— Он не мой молодой человек. Он — нечто другое. Наверное, лучший друг. И тот, кому я сломала жизнь. И тот, кто сломал жизнь мне. И да, мы не занимаемся сексом. По крайней мере, в общепринятом смысле. Почему вы спрашиваете? Разве все это относится к искусству огня? Да и кто вы такие, чтобы лезть мне в душу? Какие-то фаерщики! — Ким вскочила и сжала руки в кулаки.
— Мы не какие-то фаерщики, — устало ответил Асмодей. — Не все так просто, девочка. Я не буду тебе говорить очевидное о том, что труппе нужен адекватный и собранный человек. О том, что мы играем с огнем в прямом смысле этого выражения. О том, что каждый день мы буднично доверяем друг другу свои жизни.