Трезуб-империал
Шрифт:
— Да таких миллион! — кассирша отодвинула журнал, лежавший на столе перед ее коллегой, и положила на его место листок. — Гляди! Это он их убил!
— Нет, нет! — поспешно вмешался Северин Мирославович. — Этот человек может знать что-то важное для следствия. Свидетель, так сказать.
— Лицо знакомое, — пожала плечами коллега Дмитревны. — Но нарисовано как-то… Он же на этом рисунке похож практически на кого угодно. Хоть на Теличко, хоть на вас.
— Ну, ну! — сержант улыбнулся. — На меня точно не похож. Посмотри на разрез глаз, форму носа, подбородок, линию волос, форму ушей…
— А! — закивала женщина. — Ну да, на тебя не похож…
—
— Да они тут все вежливые, — буркнула кассирша. — Пока билет просят.
— Он мог, кстати, билет не брать. Просто ждать поезда. В зале ожидания. Если, например, приехал из Киева с обратным билетом. Или кто-то за него брал…
Кассирша рассмеялась и показала на окошко.
— А вы сядьте и сами взгляните.
Северин Мирославович замялся, подозревая подвох. Потом все же опустился на стул у закрытого окошка. Убрал заслонку.
Увидел он только кусочек потолка. Приподнялся, но даже так зал практически не просматривался.
— Понятно. У вас зарегистрированы все билеты, проданные в среду?
— На киевский поезд реестр проданных мест есть. А на местные поезда мы билеты не регистрируем. Просто продаем, на людей не глядим.
— И что? Кто же покупал в тот день билеты в Киев?
— Кто? — переспросила Дмитревна. — Про «кто» ничего не скажу. Имен не спрашиваем. Тут знакомых не упомнишь, а уж в порядке общей очереди… — Она перевернула страницу в журнале и прочитала: — Три места по одному, два вместе в плацкарт и два вместе в купе.
— А кто, кто брал эти билеты по одному? — сразу оживился Сквира. — Вспомните! Мужчины или женщины? Молодые или пожилые?
Дмитревна напряглась. Северин Мирославович пододвинул к ней фоторобот. Она покачала головой.
— Я не помню, кто брал билет всего минуту назад. А вы спрашиваете даже не про вчера — про позавчера!
— А в какие вагоны это были билеты? — подал голос сержант. — Можно запросить проводников. Сегодня как раз та же бригада будет следовать. Я их поспрашиваю. Даже отправление задержу, если нужно…
— Я тебе задержу! — вскинулась Дмитревна. — Это же железная дорога! С ума сошел!
— Задержу, если нужно, — упрямо сказал Теличко. На его щеках проступили красные пятна, но голос звучал уверенно. — Речь идет о двух убийствах!
Володимир, кафе «Лакомка», 13:20.
Мяса не было. Ни в каком виде. Даже бутербродов с колбасой здесь не предлагали. Сквире хватило нескольких минут, чтобы досконально изучить меню этого кафе. Печенье, мороженое, пять видов пирожных и три — обычных магазинных конфет. Из напитков — ситро, яблочный сок и ячменный кофе с цикорием. Ну и, конечно, два сорта сигарет. Немного спасала положение горка лежавших на прилавке хачапури, распространяющих по всему помещению дурманящий запах горячего сыра.
Конечно, совсем рядом, через дорогу, располагалась рабочая столовая. Она была темная, какая-то неуютная, но там подавали полный обед. За пять дней капитан успел пристраститься в ней к тефтелям с макаронами, и теперь организм требовал именно их, горячих, с обильной подливой, куском соленого огурца. Сбегать в ту столовую было делом десяти минут, но уйти из кафе Сквира не решался.
Богдана утром упомянула, что иногда обедает в «Лакомке», и теперь капитан сидел здесь в надежде, что «иногда» — это и сегодня тоже. Вот откроется дверь, и войдет она, разрумяненная от прохлады дождливого дня, с капельками воды в волосах, веселая и непосредственная, такая, какой он видел ее с утра. Войдет и сразу заметит его, и удивится, и, конечно, сядет за его столик, и они станут есть хачапури, запивать их ситро, болтать о том, о сем, ни о чем…
За соседними столиками устроились несколько мам с малолетними детьми. Дети чинно поедали пирожные. Мамы пили ячменный напиток с молоком. Было тихо.
Сквира достал лекцию Ревы. Продираться через нее все еще было трудно, но теперь написанное Орестом Петровичем приобрело для капитана смысл, перекликалось с тем, что Северин Мирославович видел вокруг.
…Основными кандидатами на престол Андрия были три мальчика — Любарт-Дмитро, Даниил и Болеслав. Зять погибшего володаря королевства и два племянника. Средний по возрасту, помладше и постарше. Гедеминович, последний Рюрикович и Пяст. Литвин, русин и поляк — конечно, если судить только по отцам…
В кафе периодически хлопала дверь, впуская пожилых женщин, которые суетливо покупали кулек конфет и тут же бежали дальше. Каждый раз Северин Мирославович оборачивался на звук, ожидая увидеть Богдану, но девушка все не появлялась…
Всех — бояр, Польшу, Литву, Венгрию, Золотую Орду — решительно всех устраивала компромиссная фигура Болеслава. Сын Марии , сестры Андрия, и стал новым королем, приняв православие под именем «Юрий». Наверное, это было не слишком справедливо по отношению к Буше и Любарту-Дмитру, но для королевства Руси это решение и правда было далеко не худшим. Да, происходила смена династии, но трон все же попадал в руки праправнука Данила Галицкого. Польша из врага превращалась в союзника. Впрочем, как и Венгрия. Мальчик должен был достичь совершеннолетия гораздо раньше своих соперников, а значит, держава вскоре получала настоящего правителя. В общем, когда Юрий-Болеслав приехал в Володимир с матерью-регентшей, страсти вокруг трона Андрия немного поулеглись.
В кафе вошел мужчина. Сквира на него даже не взглянул, да и тот не обратил на капитана никакого внимания.
…Юрий-Болеслав стал настоящим монархом. Он стал проводить реформы, начал что-то переиначивать, неожиданно обернулся открытым врагом Польши, повел борьбу против бояр. Через пятнадцать лет после коронации он умер от яда. И будто один и тот же рок висел над всеми правителями королевства Руси — Юрий-Болеслав был убит до того, как успел обзавестись детьми…
Вновь пришедший мужчина направился с чашкой ячменного напитка в руках к пустующему столику рядом с Северином Мирославовичем. Их взгляды встретились, и оба замерли, пытаясь вспомнить, где они уже друг друга видели.
— Как дела в Доме пионеров? — опомнился первым Сквира. Он поднялся и протянул руку.
— Ничего, неплохо, — Гаврилишин пожал ее. — Можно к вам?
Северин Мирославович сделал широкий жест рукой, и Сергей Остапович аккуратно опустил на столик свою чашку. Плюхнулся на стул и стал помешивать ложкой горячий напиток.
Снова хлопнула дверь, Сквира обернулся. Очередная мамаша с сынишкой.
— Ждете кого-то? — спросил директор Дома пионеров.
Сквира пожал плечами.
— Видел вас на похоронах, — невпопад сказал Сергей Остапович. — Много людей пришло. Как ни крути, Орест Петрович был человеком известным. — Он помолчал немного. Сделал глоток. — Да и любили его многие… А теперь вот и Генка… Говорят, его убили. Это правда?