Трезуб-империал
Шрифт:
— Похоже, что да. Версия о самоубийстве, во всяком случае, больше не рассматривается.
— Подумать только! — Сергей Остапович покачал головой. — В нашем-то городе! Два убийства! Неслыханно! — Он сокрушенно вздохнул. — Гену-то за что было убивать? Совсем молодой. Никому зла не успел причинить. Хороший, добрый парень. Немного чудил по молодости лет, конечно… Вы знаете, весьма тягостное ощущение — знать, что человек, с которым ты разговаривал всего несколько дней назад, мертв. Пустота какая-то на душе. И растерянность. Непонятный, необъяснимый мир…
— А когда вы в последний раз видели его? — автоматически
— В субботу, кажется… — Гаврилишин наморщил лоб, пытаясь вспомнить. Потом кивнул и уже увереннее сказал: — В субботу. Мы с женой и сыном были здесь, в этом кафе. После кино, знаете, ребенок попросил мороженого, а я не смог отказать, хоть и поздно уже было… Да и жене захотелось посидеть где-нибудь. Оторваться от кухни…
— А Гена? — вернул его к теме Сквира.
— А что Гена? Он был с компанией. У каждого по бутылке водки. Сразу стали горланить что-то. Матерились. Я уже хотел было возмутиться, но тут вмешался кто-то из «Лакомки». Знаете, это ведь детское кафе, тут особая атмосфера. Здесь пьяная компания совсем не уместна…
— И что было дальше? — наклонился вперед капитан. — Ну, с Геной?
— Его выставили. Он посопротивлялся и ушел. И утащил компанию за собой. Будете смеяться, но он и меня звал. При жене и ребенке! Будто я с ним хоть раз пил! Я думал, буду на него всю жизнь после этого злиться, но вот… Такое случилось…
— А куда Гена пошел отсюда? — перебил его Сквира.
— Не знаю. Куда-то подались…
— А вы из той компании кого-нибудь знаете?
— Ну, — Гаврилишин опять наморщил в раздумье лоб, — может, Надю?
— Надю?
— Надя Сивоконь из кройки и шитья… — он остановился, потом тихо рассмеялся. — Что я такое говорю! Конечно, не из кройки и шитья. Она в тот кружок не ходит уже лет шесть, не меньше. Теперь она взрослая. Студентка. Учится в техникуме на мелиоратора…
В очередной раз хлопнула дверь кафе, и снова это была не Богдана.
Сквира взглянул на часы. Время стремительно приближалось к двум. Похоже, девушка уже не придет.
— Слушайте, — сказал он, — я вдруг понял, что у меня в деле не хватает графика поездок Ревы. Вы же, наверное, можете его составить? Мне нужно за прошлый и этот годы. Или, может, посоветуете кого-нибудь?
— Ну, дочка Ревы должна знать… — растерялся Гаврилишин.
— Когда Орест Петрович в Днепропетровск приезжал, она, и правда, знает, — согласился Северин Мирославович, — но ведь он не только к ней ездил? Конференции, выставки, симпозиумы всякие? В отпусках, в конце концов, он ведь тоже бывал?
— В отпусках? — неуверенно переспросил Сергей Остапович. — Ну, это, скорее, на кирпичном… Там должны заявления его храниться. Правда, он уже почти полтора года на заводе не работает… — Вдруг на лице Гаврилишина засияла улыбка. — Слушайте, а ведь у меня все это есть! И за прошлый год, и за этот! Как я сразу не додумался?! Орест Петрович ведь писал заявления на отпуск и в Доме пионеров! Без этого, сами знаете… Совместитель — не совместитель, без разницы. Любая проверка… Я ему никогда не отказал бы, но бумага все же требовалась. И на календарные отпуска и, уж тем более, на кратковременные, без содержания!
— Ну вот и отлично! — кивнул Сквира.
— Только на совсем короткие отлучки из города он мне заявлений не оставлял, — осторожно добавил Гаврилишин. — Рева работал у нас лишь по четвергам, так что, если уезжал между пятницей и средой… Но если на неделю или дольше — все это у нас есть!
Опять открылась дверь. Капитан обернулся, но увидел пожилую женщину с двумя детьми. Едва войдя в кафе, дети радостно бросились к витрине с пирожными.
Капитан направился к прилавку, к телефону, который виднелся за спиной продавщицы. В том, что ему позволят сделать звонок, Сквира не сомневался. Но вот что сказать Богдане, он не знал.
Володимир, костел Сердца Иисуса, 14:20.
Собственно, костела не было. В годы войны в него попала бомба, и от внушительного двухуровневого здания в немецком стиле с башнями и звонницами остались лишь развалины подвалов да вогнутый фронтон в форме волны с зияющими глазницами арочных окон. Природа воспользовалась сорока годами передышки, и развалины покрылись травой и кустарником. На башнях, прямо на верхней кромке разрушенной стены росла парочка деревьев. Птицы, в основном вороны, вили гнезда среди груд кирпичей и с возмущенным карканьем взметались тяжелыми черными стаями каждый раз, когда очередной старшеклассник из школы по соседству искал здесь уединения — чтобы покурить, выпить пива или, если повезет, обменяться неумелыми поцелуями с одноклассницей.
Будто в издевку над мрачным достоинством умирающей обители иезуитов на фронтоне висела небольшая табличка, гласившая, что костел Сердца Иисуса является памятником архитектуры XVIII века и охраняется государством. Там же указывалось, что после расформирования ордена иезуитов костел и прилегающие постройки были преобразованы в монастырь братьев базилиан.
— Эй, мужик, будешь третьим? — раздался чей-то прокуренный голос из-под одной из стен. — Дашь рубль?
Северин Мирославович пригляделся и увидел двоих мужчин, сидевших на груде кирпичей. Тень от кустарников совершенно их скрывала, и если бы один из них не заговорил, капитан мог бы пройти мимо.
— Я по делу, — сказал он. — Архитектор.
— Точно! — воскликнул пьянчуга. — Я слышал, реставрировать будут это все.
Раздались тихое позвякивание стекла и звук льющейся жидкости.
— Так тебе налить? Рубль всего!
— Не могу, — Сквира спрыгнул на пол того, что некогда было подвалом костела. — Я… э-э-э… на работе.
— Ну и правильно, — ответил мужик и опрокинул содержимое стакана в рот.
Внимательно глядя под ноги и стараясь не влезть в наиболее подозрительные кучи мусора, Сквира направился в один из проходов. Здесь было немного темнее из-за сохранившихся фрагментов подвального потолка.
Через несколько шагов капитан вновь вышел на открытое пространство и оказался в чем-то вроде крипты. Тут было заметно чище. Груды кирпичей все равно мешали передвигаться, но из поля зрения исчезли бутылки, пустые консервные банки, обрывки газет. Прямо над головой взмывала, казалось, к самому небу, чудом сохранившаяся при взрыве передняя стена костела.
Сквира задрал голову, чтобы посмотреть, как возносятся над ним десятки и десятки рядов кирпичей. Вверх и вверх. Упираясь в свинцовые тучи…