Трезуб-империал
Шрифт:
— Тебя поднять? — прокричал ей в ухо Сквира. — Могу посадить на плечи.
Девушка взглянула на него, смутилась и покачала головой.
— Попробую протиснуться вперед, — И она принялась прокладывать себе дорогу через набежавшую толпу. Болельщики оглядывались, но пропускать ее не торопились.
Тем временем судья успел навести на поле относительный порядок. Пробивать пенальти должен был центральный нападающий учителей, высокий парень с черными вислыми усами.
Богдана все еще безуспешно пыталась пробиться поближе. Северин Мирославович
Здесь почти никого не было. Крики, скандирование и свист тут не столь оглушали. Штрафная площадка милиционеров будто лежала на ладони. Мелкие детали, конечно, не просматривались, но видно было лучше, чем через головы подпрыгивающих и размахивающих руками людей.
— Хорошая идея, — одобрила издалека Марта Фаддеевна. Она тоже вывернулась из толпы и теперь отряхивала одежду. — У местных болельщиков нет никакого уважения к старушкам.
Кранц-Вовченко полностью сменила свой наряд: обмотала шею шарфом, нацепила лыжную шапочку, даже болоньевую куртку где-то откопала. В руках у нее был небольшой фотоаппарат, которым она, к совершенному изумлению капитана, фотографировала игру…
Сейчас она тоже поднесла камеру к глазам. Сработала вспышка, и старуха перевела пленку на следующий кадр. И тут же закричала: «Си-дор-чук! Си-дор-чук!».
— Кто такой Сидорчук? — спросил Северин Мирославович.
— Как кто! Вратарь наших! — ответила старуха, не поворачиваясь.
Нападающий учителей переговорил со своим пожилым защитником — судя по виду, каким-то шишкой. Понятно, без него принимать ответственное решение о направлении удара в пенальти было нельзя. Потом нападающий подбежал к мячу, пригнулся, повертел его в руках, установил на место и отошел на несколько шагов.
Судья дал сигнал. Нападающий разбежался и несильно ударил. Мяч заскользил над травой. Вратарь милиционеров прыгнул, но не в ту сторону. Мяч влетел в ворота.
Болельщики взорвались криками. Преподаватели устремились к нападающему и принялись его поздравлять. Бело-голубые молча стояли на тех местах, где их застал гол.
— Как следствие? — Марта Фаддеевна демонстративно повернулась к игрокам спиной. — Мне в лабиринте показалось, что вы близки к прорыву…
Еще бы! Убийце тоже так показалось…
— Следствие топчется на месте. Пришел ответ из… ну… Киева. Подходящих нераскрытых ограблений в нужное нам время не было. Откуда Генка взял деньги — непонятно. Проверили междугородние звонки из дома Ревы, но обнаружили лишь номера телефонов его дочери и ваш домашний.
Старуха кивнула.
Капитан едва не добавил, что и с фотороботом тоже ничего не получилось. Бригада киевского поезда Дениса не опознала. Как и сотрудники автовокзала. Похоже, рисунок был слишком общий.
Болельщики стали постепенно рассредоточиваться по полю.
— А Часнык тоже здесь? — спросил Сквира.
— Нет, — покачала головой Марта Фаддеевна. — Сидит дома и переживает крушение надежд… А как плащ с убийства Геннадия? Нашли, кто его купил?
Северин Мирославович помотал головой и тут краем глаза заметил какое-то движение. Он оглянулся и чертыхнулся. Через толпу к нему пробивался главный инженер кирпичного завода. Лицо у Игнатенко было пунцовое, глаза горели.
— Слушай, — быстро заговорил Северин Мирославович, наклонившись к уху Богданы, — сейчас у меня, похоже, будет неприятный разговор. Может, пока…
— Капитан, очень хорошо, что я вас встретил! — крикнул Игнатенко издалека. — Да, хорошо, что встретил!
Девушка увидела его и все поняла.
— Я к ребятам! — сказала она и отошла.
— Как понимать ваши инсинуации? — прокричал Игнатенко, не обращая внимания на то, что люди стали поворачиваться в их сторону. — Инсинуации ваши? По вашей милости меня записали в преступники! Меня — в преступники!
— Потише, Андрей Андреевич, на нас огляды…
— Почему это я должен потише? — перебил его подошедший Игнатенко. И заверещал даже громче: — Мне нечего скрывать! Что это за дикие идеи? Чем это я вам так не понравился, что ОБХСС со мной разве что спать не ложится?
— Андрей Андреевич…
— Оставьте эти свои трюки с электричеством и горючим! Для слабонервных оставьте! Для барышень приберегите! Что это за доказательства такие!
Капитан беспомощно огляделся. Сейчас поддержка Козинца не помешала бы.
— Август сюда приплели! — Игнатенко брызгал слюной. Сквира едва сдерживался, чтобы не начать утираться. — Август! Какой еще август! Вы знаете, что меня даже в городе не было в августе! Как я мог в августе производить левый кирпич? А?
— Андрей… э-э-э… Андреевич… — капитан смущенно оглядывался. Уже около десятка человек позабыли о футболе и подошли поближе.
— Я в отпуске был! В отпуске! Так же как и большинство начальников цехов! Со всеми, значит, в отпуске! Реву я, видите ли, убил! Я — Реву!
— Давайте отойдем и…
Сквира стал всерьез думать о том, что он будет делать, если Игнатенко попробует его ударить. Арестовывать его за нападение не хотелось. Тем более, на глазах у толпы. Ввязываться в драку — тоже…
— Зачем мне убивать Реву! — крикнул главный инженер и впервые за все это время умолк на секунду, будто ожидая ответа. — Зачем?
Северин Мирославович хотел было что-то сказать, но Игнатенко вновь заорал:
— Рева, как ушел на пенсию, ни разу моими делами не поинтересовался! Не интересовался! И не лез! Не лез он! Пенсия так пенсия! — Инженер совершенно побагровел. Он сверлил капитана выпученными глазами и тяжело дышал ему в лицо. — Убил я его! Я — его! Что за идиотизм! Я в горком партии пойду! Я прокурору области позвоню! Я уважаемый человек и не позволю над собой издеваться!
Игнатенко развернулся и зашагал прочь. Сквира оторопело смотрел ему вслед.