Трезуб-империал
Шрифт:
Сквира резко обернулся.
Перед ним стоял Квасюк.
Он же Денис.
Убийца.
Володимир, средняя школа №2, 20:55.
Квасюк резко пригнулся, схватил капитана за ноги и дернул. Следующее, что осознал Сквира, было то, что он летит вниз. Он сильно ударился о подоконник и вывалился из окна. Еще через мгновение он упал на спину. К счастью, на траву.
Сверху на него летел Квасюк. Ногами вперед, каблуками целясь в живот.
Лицо фотографа было неузнаваемо. Исчезла всегдашняя
В полной тишине Квасюк приземлился на Сквиру. Капитан почувствовал неприятный хруст в груди. И тут же — сильный удар в живот, от которого внутренности, казалось, распластались по позвоночнику.
Все еще не понимая, что происходит, Северин Мирославович попытался вскочить. Его повело, мир качнулся, и он повалился на багажник машины. В том месте, где только что была его голова, в землю вошел каблук.
Сквира сделал над собой усилие и оттолкнул ногу Квасюка. Тот, не удержав равновесие, повалился на землю, захваченный инерцией собственного удара.
Нужно было атаковать, но капитан не мог пошевелиться. Он лежал на багажнике, прислонившись пульсирующей от боли головой к холодному мокрому металлу. При резком движении напомнила о себе грудь. От уха вниз по волосам текло что-то теплое и липкое. На багажник упала алая капля…
Изнутри машины раздавались несильные удары, и кто-то тихо, еле слышно звал на помощь. Похоже, в багажнике был человек.
— Квасюк, вы арестованы, — прохрипел Северин Мирославович.
Ну что ж, формальности соблюдены…
Сильные пальцы схватили капитана за горло. Квасюк, все так же молча, замахнулся. Сквира, предвидя боль в груди, рванулся вперед, под руку, и кулак просвистел совсем рядом. Преступник сумел удержать равновесие, но Северин Мирославович подтолкнул его сзади, и фотограф полетел на землю.
Больше всего капитана пугало то, что Квасюк не проявлял никаких эмоций. Даже дыхание не сбилось. Ярость, отчаяние, ненависть — что угодно было бы объяснимо, но холодная отрешенность ужасала.
Квасюк вскочил на ноги. Ни паузы, ни передышки, ни рычания, ни стона… В полной тишине он ударил Сквиру всем телом, капитан вскинулся, но было поздно, и он вновь повалился на траву.
И тут же удар в живот, под ребра, в солнечное сплетение. Воздух в одно мгновение ушел из легких, боль в груди вспыхнула с новой силой…
Даже сейчас на лице Квасюка не отразилось никаких эмоций — ни радости, ни удовлетворения. Рассудительно он приготовился нанести следующий удар…
Стальной шар из тех, на которых учителя физики демонстрируют чудеса статического электричества, вынырнул из воздуха и врезался Квасюку в голову. Фотограф опешил и сделал шаг назад.
В распахнутом окне мелькнуло лицо Дзюбы. Вот он не скрывал своей радости — попал! Рядом с ним, невозмутимая и холодная, стояла Марта Фаддеевна.
— Я все вижу! — хрипло сообщила старуха. Ей даже не пришлось повышать голоса. Она подняла свой любительский фотоаппарат и нажала на кнопку. Вспышка осветила на мгновение и Квасюка, и лежавшего на траве Сквиру.
Дзюба уже лез через окно. Известка оставляла на его длинном черном пальто белые полосы, шарф скорее мешал, не давая посмотреть вниз, пальцы еле удерживали на подоконнике слишком грузное тело.
Квасюк в два прыжка оказался около «Москвича», дернул дверцу на себя и запрыгнул на водительское место. Капитан пошевелился, думая как-то догнать его, но воздух еще не вернулся в легкие, голова и сломанное ребро пульсировали болью, левая нога почему-то не держала, мир в глазах дрожал. Сквира сумел лишь повернуться на бок и опять повалился в траву. В этот момент в двух-трех метрах от него на землю грохнулся Дзюба.
Мотор взвыл. Не захлопывая дверцу, Квасюк рванул с места.
Вдруг стул, обычный школьный стул — много стали и немного дерева, просвистел в воздухе и ударился о ветровое стекло. Секунду оно держалось, затем покрылось густой паутиной трещин и в следующее мгновение осыпалось осколками.
«Москвич» вильнул. На мокрой траве его занесло, и машина врезалась в школьное здание. Раздался грохот, стена задрожала, капот сложился в гармошку.
Секунду ничего не происходило.
Потом из открытой дверцы вывалилась безвольная рука Квасюка.
Марта Фаддеевна швырнула в окно моток изоленты.
— Он сейчас очнется. Вяжите! — спокойно распорядилась она.
Воскресенье, 26 сентября 1982 г.
Володимир, райбольница, 10:15.
Сквира лежал на средней койке слева от входа. Весь в бинтах, покрывавших многими слоями его голову, правую руку, грудь и левую ногу. Дежурный доктор, забежавший рано утром, объяснил, что с сотрясением мозга, переломами трех ребер и множественными ушибами Северину Мирославовичу лучше пока не вставать.
На стенке бубнило радио. Позавчера Леонид Ильич Брежнев совершил визит в Баку и вручил Азербайджанской ССР очередной орден. Судя по словам радиокорреспондентов, жители республики проявляли в связи с приездом генерального секретаря ЦК КПСС нешуточный энтузиазм — половина Баку все еще праздновала это событие на улицах, коллективы предприятий один за другим брали на себя повышенные соцобязательства, а Бакинский городской совет народных депутатов объявил товарища Брежнева почетным гражданином города. Соседи по палате, правда, уже успели рассказать Северину Мирославовичу, что Брежнев перепутал бумажки, когда произносил речь, и ему пришлось читать доклад дважды…
Сквира тоскливо прислушивался к диктору, пытаясь удержать в голове нить рассказа. Было скучно.
— Так тебя побили, что ли? — повернулся к нему мужчина с соседней койки.
— Побили, — согласился Северин Мирославович.
Он с трудом сел и стал медленно, пуговица за пуговицей, застегивать на груди пижаму. Из-за невероятной толщины бинтов она едва на нем сходилась. Сквира нащупал перевязь у себя на шее и положил в нее правую руку. Дышать сразу стало легче. Левая рука двигалась относительно свободно. Капитан взял костыль, прислоненный к стене, и некоторое время рассматривал его. Вроде бы простой предмет, а как им пользоваться?