Трезуб-империал
Шрифт:
Затем он оперся на ручку и медленно поднялся.
— Прогуляюсь, — бодро сказал Сквира и двинулся к двери.
Первые несколько шагов были самыми трудными — воздуха не хватало, тело не слушалось, пол постоянно шатался, будто стремясь вырваться из-под ног и взмыть вверх. Потом то ли Сквира привык к этим ощущениям, то ли движение несколько ослабило медикаментозный дурман, но он смог идти более-менее ровно.
Северин Мирославович вышел в коридор. Его палата оказалась в самой глубине отделения. Метрах в десяти впереди виднелся пост медсестры.
Сквира доковылял туда, поднял трубку и набрал номер райотдела.
— Лейтенант Козинец, — ответил голос.
— Как дела? — спросил Сквира тихо, собрался с силами и уже бодрее и громче добавил: — Мне говорили, вы были… ну… на обысках. Уже вернулись?
— Минут двадцать как. Теперь с бумагами парюсь. В «Москвиче» нашли все — оба недостающих нумизматических альбома, золотую статуэтку, серебряную пепельницу, две золотые медали с выставок, счетчик Гейгера…
— Счетчик Гейгера? — изумился капитан. — Я думал, Квасюк его давно в речке утопил…
— Нет, не утопил. Сдается мне, он планировал тачку разбить, учителя кокнуть, а вещественные доказательства рядом с трупом оставить. На каком-нибудь двухсотом километре киевской трассы. Чтобы мы подумали, что это учитель совершил оба убийства, а теперь сдрейфил, бежал, прихватив все награбленное с собой, и попал в аварию…
Северин Мирославович хмыкнул.
— Через часок хочу заскочить к предкам Рыбаченко со шмоном. Деньги поискать. Может, остатки золота… Как вы себя чувствуете?
— Отлично! — с силой выдохнул Сквира. — Не понимаю, зачем меня сюда сдали…
Трубка вежливо рассмеялась.
— Териенко звонил вашему главврачу. Тот уверил, что к вечеру вас снимут с инъекций, а к субботе отпустят… А к вам можно звонить? А то до трех в больницу не пускают.
— Не знаю. Я воспользовался телефоном медсестры, но самой ее что-то не видно…
— А, ну ладно, — бодро ответил Козинец. — Кстати, к нам едут Икрамов и кто-то из его группы. Часа через три будут здесь. Подполковник Чипейко уже в городе. Сейчас сидит у Териенко. Похоже, они с Икрамовым еще к первому секретарю попрутся.
— Понятно, — Сквира разом сник. — Чипейко уже взял на себя командование?
— Я его еще не видел.
— Квасюк заговорил?
— На первом допросе молчал. Ни звука не проронил. А ближе к полуночи его в больницу увезли. Он до сих пор там, у вас. Сначала осколки стекла у него из кожи доставали. Потом врачи объявили, что раз он побывал в аварии и терял сознание, то у него сотрясение мозга и ему нужен покой. Просили пока его не дергать. Ребята, которые с ним дежурят, говорят, что он так ни слова и не произнес. Вообще. Кстати, на бутылке, которую вы нашли в кустах около дома Ревы, отпечатки его пальцев. Эксперты подтвердили.
— Когда планируете допрашивать?
— Думаю, ближе к вечеру, когда Икрамов приедет. Теперь уж надо его дождаться. Хотя бы из вежливости.
— Еще чего! — буркнул Сквира. — Преступника разве не положено допрашивать по горячим следам?
— Так ведь врачи не дают…
— Плевать на врачей!
— Ну да, — неуверенно проговорил Козинец. — Вам, конечно, теперь все можно, а с нас стружку снимут…
Сквира вздохнул.
— Учителя из багажника вызволили? Допросили?
— Все подтвердил. И что Квасюк ему весной радиоактивную золотую цепочку приносил, и что интересовался, как счетчик Гейгера работает, и что вчера потащил его в школу со стадиона, а потом камнем по башке стукнул. Кстати, и физика врачи в больницу забрали. Тоже где-то у вас сейчас лежит…
Сквира оглянулся. Квасюка, конечно, держали где-нибудь в изолированном блоке, а вот учитель должен быть здесь, в хирургии, в одной из этих палат.
— Марта Фаддеевна найденные альбомы уже смотрела?
— Так… — Козинец замялся.
— Что? — капитан напрягся, не понимая, чем вызвана пауза.
— Она тоже… у вас … в больнице…
— Зачем? Ее же по голове не били. Это модно теперь, что ли, в больнице лежать? — усмехнулся Сквира.
— Инсульт у нее, — ответил Козинец.
Улыбка сошла с лица Северина Мирославовича.
— Собственно, ее минут через сорок после вас скорая забрала. Лежит в реанимации. Состояние удовлетворительное. Больше ничего не известно.
Капитан растерянно молчал.
— Утром допросили Богдану из фотоателье, — неуверенно продолжил Козинец. — Она опознала счетчик Гейгера и подтвердила, что видела его у Квасюка. Потом мы отправили в Луцк польский ящик из дома Рыбаченко — пусть эксперты посмотрят, может, подтвердят, что золото оттуда. Фотографии Квасюка переслали в Киев, чтобы покупатели ювелирных изделий смогли его опознать… В общем, заговорит он или не заговорит…
— Не заговорит, — с уверенностью сказал Сквира. Перед глазами стояло стянутое ледяной решительностью лицо фотомастера. Капитан помолчал немного, слушая низкое гудение в трубке. — Ладно. Не буду вас отвлекать. Звоните, если что.
— Так я планирую к трем приехать…
— Тогда жду. Только Икрамов с Чипейко все равно ваши планы поломают…
Сквира положил трубку. Тяжело поднялся, опираясь на костыль.
Путь к входной двери отделения оказался намного длиннее, чем от палаты до поста медсестры. Не по расстоянию, а по усилиям и времени, которые требовалось затратить. Зато сразу за дверью был больничный лифт. Буквально в двух шагах.
Сквира нажал на кнопку и стал ждать. Лифт приехал минуты через три. Дверь открыла толстая низенькая женщина в белом халате.
— Тебе куда? — спросила она.
— В реанимацию, — Сквира зашел в кабину.
Женщина закрыла дверь и нажала на кнопку.
— Туда не пускают, — сообщила она.
Северин Мирославович хотел пожать плечами, но это движение отдалось такой гаммой ощущений по всему телу, что он замер, боясь пошевелиться.
Через несколько секунд лифт тряхнуло, и он остановился. Женщина открыла дверь.