Трезвон колоколов
Шрифт:
– Мои апартаменты! Они свободны? – обратилась она к идущему рядом священнику, но тот промолчал. – Моя душа стала чистой, я чувствую это! Моя сестра зайдёт теперь ко мне, перестанет обижаться? Как вы думаете?
Но батюшка снова промолчал, тяжело дыша и поправляя крест на груди. Было видно, что он устал. С бороды и бровей его капал пот, а глаза казались больными.
– Что вы делали со мной? – спросила Татьяна участливо.
– Боролся за твои апартаменты, за твою душу, – ответил священник, и, слыша его дрожащий слабый голос, Татьяна не отважилась спросить, с кем он боролся, – и без слов было ясно с кем.
Они вышли из церкви, оба разом перекрестились, наклонившись до земли, добежали до остановки, мигом вскочили в подошедший двенадцатый автобус и поехали. И вскоре расстались. Молча перекрестив Татьяну, священник вышел, не доезжая несколько остановок до конечной, а она поехала дальше, в свой десятый микрорайон. Пока ехала, уснула, а проснувшись, удивилась. «Что за странный сон я видела? – подумала. – Говорила мне сестра, не пей, хватит. Так нет, пока Надя ходила в ванную, я успела хлопнуть ещё две рюмки. Наверное, они-то и сыграли роль. Церковь, священник, иконы, молитвы, мой плач, чьи-то глаза сверху… Чушь!» Открыв сумку, Татьяна вынула зеркальце и посмотрелась в него. Осталась недовольна собой. Голова взлохмачена, карие глаза сделались почему-то совершенно светлыми, скулы заострились, рот провалился, собрав вокруг себя морщинки. Безумная, да и только. Права сестра, пить надо меньше.
Вечером ей позвонила знакомая, с которой Татьяна давным-давно не общалась, хоть и жили они по соседству.
– Привет, – сказала приятельница радостным голосом, – представь, в нашем микрорайоне открыли церковь! Домовую церквушку в здании рабочего общежития. Радость-то какая! Уголок выделили. Да и правильно, давно пора, в другие церкви далеко ездить. Я что звоню. Ты же музыкально образованная. А у нас некому петь. На клиросе. Приходи. А?
– На клиросе? – не поняла Татьяна. – Но ведь я не умею!
– Уметь не надо, – заверила знакомая. – Ноты знаешь, и хорошо. Голос у тебя приятный. Приходи! С батюшкой познакомишься, он у нас необыкновенный, добрый, как Дед Мороз, с длинной бородой и лохматыми бровями. Придёшь?
– Приду, – икнула Татьяна, мигом вспомнив сегодняшний день и почувствовав такую свободу в душе, что стало ясно: то был не сон. «Ах! Как хорошо! – подумала она с умилением. – Пойду, обязательно пойду! Теперь бы только не загрязнить свои апартаменты. Не допустить, чтобы "тот" снова вернулся».
И с радостью перекрестилась, повернувшись в сторону Успенского храма, где несколько часов назад лежала на полу.
18 февраля 2013 г., Китай
Посылка
Нина сидела на кровати и старалась заплакать, слушая свою младшую сестру, звонившую из далёкой России. Одной рукой то и дело вытирала совершенно сухие глаза, в которые словно песку насыпало, а другой до боли прижимала к уху телефон. Около часа назад телефон принёс муж со словами: «Возьми, твоя мама звонит». Но вместо мамы в трубке зазвучал испуганный голос Татьяны.
– Нина! Это не мама! Нет! – быстро произнесла Татьяна, торопясь сказать страшное. – Мамы нет! Она умерла!
И что-то закричала, да так громко, так неясно, что Нина практически совсем задержала своё дыхание, чтобы понять, о чём говорит сестра. А может быть, дыхание прервалось само по себе, и Нине потребовалось время, чтобы его восстановить и снова задышать тяжело и часто, словно она только что вынырнула из-под воды. Слушая сестру, Нина перекрестилась и упала на колени перед домашними иконами, увлекая за собой ничего не понимающего мужа, который ушёл было в другую комнату, но, услышав, как остро вскрикнула Нина, вернулся и, бледный лицом, встал рядом. «Мамы не стало», – шепнула ему Нина, и они обнялись.
Поднявшись с колен, она села на кровать и стала качаться всем телом из стороны в сторону, охватывая одной мыслью всю ситуацию разом и ощущая своё бессилие перед ней…
Четыре дня назад Нине исполнилось пятьдесят три года, и в этот день она разговаривала с мамой, в который раз успокаивая её, что всё в порядке, всё хорошо, что очень-очень скучает. Но прилететь пока не может – работа в Китае не закончилась, – но к осени, месяца через четыре, обязательно что-нибудь придумает, вот только оформит новую визу ещё на один год. К слову сказать, как раз вчера они с мужем отдали свои паспорта в визовый отдел, там сказали, что через две недели документы будут готовы. В ответ мама сказала, что чувствует себя неплохо, если бы не высокое давление, которое невозможно сбить. И что два года с их последней встречи промчались как один день.
«Мамочка… Как же? Я не смогу проводить тебя, не смогу попрощаться», – слабея от этой мысли, думала Нина, не веря в происходящее. Боль давила сердце, дрожали руки и бил озноб, хотя ещё час назад она страдала от жары, сидя за компьютером напротив раскрытой балконной двери. Муж принёс холодной воды. Не отрываясь от телефона, Нина выпила полкружки, лязгая зубами, будто пыталась откусить край кружки, и сказала в трубку сестре: «Я не смогу прилететь, у меня нет паспорта на руках». Сказала и почувствовала, как железный обруч перехватил грудь… «Я не смогу прилететь», – повторила, сжимая плечи и пытаясь усилием воли противостоять накатывающемуся обмороку.
– Да, да, это было, когда мы жили на Дальнем Востоке, – машинально сказала она, слушая плачущий голос сестры и думая о том, почему же не удаётся заплакать.
Наверное, это острый ком внутри. Он мешает слезам. Давит на сердце, на живот, лезет в голову, мешает дышать, сковывает движения. Глядя на иконы, Нина вспомнила про церковь, про свечки, про скамеечку, на которую иногда присаживалась во время службы, и ей показалось, что запах ладана мог бы сейчас растворить этот страшный ком, вызвав спасительные слёзы. Только бы расплакаться. Только бы освободиться от незнакомой боли, разрывающей тело на части. Как?.. Без мамы?.. Почему? Они с сестрой разговаривали уже целый час, перебирая всю их жизнь, а Нина по-прежнему качалась и качалась из стороны в сторону, пугаясь собственной реакции и с ужасом чувствуя, как быстро растёт внутри неё этот страшный ком.
В прихожей зазвонили, муж заторопился открыть дверь и через минуту вернулся назад, держа в руках небольшую бандерольку. Пожал плечами в ответ на тревожно-вопросительный взгляд Нины и стал нетерпеливо открывать коробку, досадуя на того, кто вторгся к ним в эту скорбную для них минуту. «Из России. Кто?» – спросил он гневно и, желая поскорее закончить, начал доставать предметы.
На кровать легла маленькая книжка с портретом кого-то из царской семьи Романовых на обложке, затем появились чёрные, сделанные из твёрдой кожи чётки, пасхальное деревянное яйцо на подставке и напоследок сложенный в несколько раз кусок плотной ткани. Всё это муж аккуратно разложил на покрывале перед Ниной.