Три богини судьбы
Шрифт:
– Руфина, так мы определились с выбором? Цвет маренго для драпировок, обивки и штор и ковровое покрытие… я понял, что вы хотите.
– Да, дорогой, когда привезете и начнете делать?
– Закажу сегодня же, а привезут, наверное, на следующей неделе, как доставят. Я сразу вам позвоню.
Когда он ушел, Руфина снова машинально пролистала альбом с образцами тканей.
– Он показывал в ноутбуке, как все будет выглядеть, – сказала она сестре.
– Тебе понравилось?
– Да.
– Делай как считаешь нужным, – сказала Средняя Хозяйка – Августа.
– Что
– Ну, он в основном нас слушал… Впрочем, у него деловое предложение. Он хочет, чтобы мы открыли салон, и знаешь где? В ЦУМе. Сейчас, на волне кризиса, это модно, это актуально, вон в Лондоне, в универмаге «Селфридж», что-то такое есть… сеансы гадания, и тут же магазин.
– Мать этого бы не одобрила.
– Мать практически в подполье была большую часть своей жизни, – Августа обвела глазами зал, – а потом тут торчала безвылазно. Багдасаров серьезно предлагает нам подумать над его предложением о ЦУМе.
– Кто туда поедет?
– С Рублевки поедут.
– С Рублевки и сюда едут, а там ведь надо будет платить за аренду и что-то отдавать универмагу. Зачем нам это?
– Вообще-то да.
– Тут у нас не Лондон, – заметила Руфина.
Она швырнула альбом с образцами тканей на низкий столик, инкрустированный перламутром. Выпрямилась. Они с Августой были похожи, только облик Руфины – сорокавосьмилетней, старшей – казался мягче, она сильно была склонна к полноте, хотя и вечно сидела на диетах. И волосы ее светлые были собраны сзади и прихвачены заколкой. А наряд был тоже черным: длинное платье и роскошная накидка от Кензо.
По слухам, по сплетням, по статейкам в желтой прессе, по интервью вся Москва знала, что сестры Руфина, Августа и Ника – сестры-медиумы, знаменитые ясновидящие сестры-Парки вот уже одиннадцать лет одеваются преимущественно в черное, нося траур по брату, без вести пропавшему, и по матери – великой Саломее, которая не смогла перенести этой страшной утраты.
– Уходишь? – спросила сестру Руфина.
– У меня клиент на три тридцать. Секретарь записала его снова, ну того… ты помнишь…
– Опять этот урод? Еще один урод?
– Несчастное создание.
– А оно может платить, это создание?
– Ты же знаешь, Руфина, что нет. Чем платить с такой пенсии?
– Зачем ты с такими якшаешься?
– Ну, скажем, мне интересно. И потом, это ведь не один урод, а целых два урода…
– Все надо проветривать потом, весь дом, так воняет всегда после!
Августа – Средняя Хозяйка, средняя сестра-Парка – только махнула рукой: а, отстань.
Через пять минут внизу, в холле, раздались голоса – нет, точнее, шум странный и нечленораздельный, то ли мычание, то ли хриплые гортанные выкрики. Руфина вышла на лестницу, но спускаться не стала.
Там внизу, в холле, Августа лично встречала нового клиента, привезенного в дом к сестрам-Паркам пожилой матерью откуда-то то ли из Шатуры, то ли из Орехова-Зуева. Это был грузный парень, распространявший вокруг себя тяжелый смрад, но это Августу совершенно не шокировало. С жадным вниманием, с каким-то даже болезненным, алчным любопытством она взирала на это создание – по сути своей являющееся сросшимися сиамскими близнецами: две ноги, две руки, а вот дальше что-то невообразимое – голова, слепленная по прихоти природы, а может, из-за пьяного зачатия из двух человеческих голов, где все смещено, искорежено – нос, три глаза и огромный, похожий на пасть рот.
Создание мычало и жестикулировало, пытаясь что-то сказать. Но и так все было понятно – оно приехало (в который уж раз) к ясновидящий Августе узнать, что уготовила ему судьба. В надежде на грядущее счастье и хорошие перемены.
Глава 4
СРОЧНЫЙ ВЫЗОВ
– Ой, как хорошо, что это ты, наконец-то освободилась! Они уже тут, долбят стенку вовсю. Их трое, и все здоровенные мужики, представляешь? А я совсем одна. Я боюсь!
Этими словами, произнесенными тревожным шепотом, Анфиса Берг встретила Катю Петровскую, по мужу Кравченко, на пороге собственной квартиры.
Катя – капитан милиции, криминальный обозреватель Пресс-центра ГУВД Московской области, весь этот погожий июньский день провела, как раб на галерах, на совещании в МВД на Житной. Накануне подружка Анфиса звонила ей и слезно умоляла «прибыть завтра незамедлительно, потому что у меня…».
Нет-нет, сердечные неурядицы – вечные спутники доброй толстой Анфисы – на этот раз были ни при чем. Просто в доме, где жила Анфиса, еще в мае начался капитальный ремонт, и вот к началу июня строители добрались и до ее уютной, всего два года назад отремонтированной квартиры.
– Стояк будут менять, это ли не зверство? – Анфиса буквально затащила малость опешившую Катю в прихожую. А в прихожей-то – батюшки-светы: пол застелен полиэтиленом, и от пыли – не какой-нибудь, а самой настоящей цементной пыли – не продохнуть. Скрежет противный уши режет, а потом – БУМ-М-М! БАХ!
– Боже, стенку в ванной ломают и в туалете! – Анфиса прислонилась к вешалке. – Я не могу, Катя, я просто не могу больше… Тот ремонт мой, ну ты помнишь… это же катастрофа была, столько денег… Я плитку такую красивенькую подобрала итальянскую, – Анфиса всхлипнула, – все так аккуратненько было… Положили, приклеили и герметиком… А теперь… Кать, там три лба здоровых с кувалдой и слушать ничего не хотят. Все долбят, рушат. Я пускать не хотела, а они – в суд на вас домоуправление подаст, потому что стояки менять во всем доме обязательно, старые, мол… В суд вас вызовем. По судам затаскаем! Имеют они право?
– Подожди, не реви, – Катя прислушалась к грохоту в ванной. – Сейчас разберемся, что они там имеют…
Анфиса рыдала, уткнувшись в вешалку среди пыли и разорения. А Катя… после совещания в министерстве, где столько умных коллег высказало столько умных, весьма умных, но, увы, мало осуществимых на практике идей, которые надо было затем подать в ведомственной прессе поприличнее… Короче говоря, она была усталой и злой как черт. И еще очень голодной. А такой настрой весьма кстати в разборках с коммунальщиками.