Три Царя
Шрифт:
Отряд вышел из помещения.
Никто так, несмотря на статус, не позволил себе заговорить.
Глава 29
29
***
Почему это место казалось ему настолько знакомым и одновременно чужим?! Казалось, десятки путей десятков людей пересекались в этом месте и источали из себя ничего кроме боли. Боль, которая старой раной всё еще давила и периодически предательски пульсировала в груди.
Человек открыл глаза
Какой бы вопрос он задал ему первым, если бы увидел еще раз? Назвал бы он ему своё имя, не успев в прошлый раз. Никто не знал. Это больше не имело значения. Так ему показалось в тот момент. Человек коснулся кончиками пальцев острой травы и почувствовал тягучее жжение. На удивление рука не болела, ему наоборот захотелось прикоснуться еще раз.
Он погрузил обе руки в высокие растения и направился к яблоне. В этот раз она цвела. Цвела всеми красками своего великолепия. Он заприметил один особый плод, одно маленькое яблочко, что блестело ярче других. Его рука потянулась, как вдруг меж пальцев оказалась нежная рука.
Он мог поклясться всеми богами, что узнал бархат её кожи, но тогда она показалась ему чужой. Человек повернул голову и встретился глазами с девушкой в белоснежном платье и с лазурными волосами. Она посмотрела на него добро, практически по-матерински, а затем подошла и обняла.
Он не стал сопротивляться, продолжая наслаждался приятным запахом её тела. Она по-прежнему пахла мечтами и иллюзиями.
— Прости меня, — произнесла она, будто прощаясь.
— За что ты извиняешься? Мы же только встретились.
— Прости меня, не держи обиды. Так нужно было сделать, одни мы не справимся.
Человек отшатнулся и посмотрел в её глаза цвета морских волн. Почему она извинялась, и главное — за что? Что нужно было сделать, и с чем они не справятся?
— Ты найдешь, я знаю. Обязательно найдешь.
— Я не понимаю.
— Я тоже.
Она потянулась к его губам и поцеловала. Разум захлестнул ураган эмоций. Яблоня начала опадать. Лист за листиком она сбрасывала свою пышную шубку, обнажая уязвимое тело. Он оторвался от губ и девушка, потянувшись к завязочке на груди, спустила с себя белоснежное платье.
Они легли в высокую траву, и он осознал, что одежда его словно испарилась. Они лежали вдвоём, но не чувствовали никакого желания плоти. Всё вокруг казалось настолько безмятежным и девственным, что нарушать его целостность, было бы преступлением.
— Прости меня, так надо. Так нужно было сделать. Только не забывай, я тебя…
Гром с небес словно камнем свалился на голову и тут же затих. Первая капля дождя опустилась на его спину, как за ней последовала другая. Дождь постепенно начал барабанить, но он казался таким теплым. Тёплым и приятным словно стакан парного молока после бани. Он не кололся, не вызывал озноб, лишь приятно щекотал сердце.
— Прости, прости, — продолжала шептать она ему на ухо, крепко прижимая его голову к своей.
Человек не знал, за что она извинялась. Он понимал, что это всего лишь сон, и когда проснется не будет ни яблони, ни … её. Вдруг ему показалось будто всё начало ускоряться, и у них двоих осталось совсем немного времени. Он прошелся рукой по её лазурным волосам и посмотрел в большие глаза полные сожаления. Ему хотелось насладиться ими, пока время не подошло к концу.
Он знал, что это лишь сон, и когда-нибудь ему придется проснуться, но только не сейчас. Только не тогда, когда она на него так смотрит.
***
Балдур открыл глаза, вновь просыпаясь в пустой постели. Утро занялось безветренное, солнечное и начисто умытое. Утро ли было? Он избавился от одеяла и взглянул в окошко. Детвора так же бегала и веселилась. Жители занимались своими делами, и, казалось, город жил своей обычной жизнью. Пейзаж мало отличался от того, что он увидел, впервые проснувшись, после свадьбы Солнцеликого. Однако изменился и сам человек. Мягкая подушка, в которой раньше он утопал во сладком сне, теперь отличалась особой колкостью. Солнечное прикосновение больше не согревало, а лишь назойливо напекало и заставляло отвернуться. Сами стены комнаты, или как называли её в Бролиске — почивальне, отвратно смердели, врезаясь в сознание человека. Ему захотелось резко встать, сорвать с себя дорогие ткани, растоптать их и выбежать прочь, умывшись родниковой водой.
Лекари поработали на славу: раны человека затянулись, но он всё еще чувствовал их боль, нос был вправлен, однако казалось, что внутри навеки поселился запах лжи и притворства. Местные специалисты даже заменили ему зубы, которые он потерял в битве с меридинцем, что были очередной фальшивой пустышкой.
Балдур вскочил с кровати, заметив, что его вещи, всё так же аккуратно сложены на небольшом столике. Он принялся быстро натягивать штаны, надевать свою рубаху и на ходу накидывать плащ. Кобура с револьвером и ножом оказались на его талии, затем он повязал сумочку с кристаллами.
Внезапно сборщик услышал чьи-то шаги. Слишком грубые, чтобы принадлежать Мире, но плавные и довольно бесшумные, чтобы быть ею. Это был мужчина, Балдур это понял по тому, как он дышит. Шаги не успели приблизиться, как сборщик произнес:
— Покри, уйди.
— Доброе утро, господин Балдур.
— Ты опять в моей комнате и без стука, изволь удалиться как можно быстрее! — слова его прозвучали ядовито, хоть сам слуга, никак не оскорбил человека.
Покри проигнорировал тон сборщика. Ему часто приходилось наблюдать и встречать вверенных ему господ в различном настроении. Он учтиво поклонился, так как в его глазах, Балдур не был больше безродным стервятником. Вся крепость буквально жужжала событиями позапрошлого дня, и личность Красного Стервятника была центром обсуждения.