Три цвета знамени. Генералы и комиссары. 1914–1921
Шрифт:
Из письма Корнилова сестре, апрель 1914 года:
«…Занимаем небольшую квартирку в неотстроенном доме, квартира сырая, климат здесь суровый, крайне резкий. Таиса и Юрка (жена и сын Корнилова. – А. И.-Г.) стали болеть… Таисе необходимо серьезно полечиться, так как у ней болезнь почек, которая под влиянием климата и др. неблагоприятных условий жизни сильно обострилась… Я остаюсь здесь, т. к. мне придется до октября командовать дивизией… В конце октября выяснится окончательно, – останусь ли я здесь или же перевожусь в Евр[опейскую] Россию: мне обещан перевод или в строй или в Гл[авное] Управление Генерального Штаба» [122] .
122
Там
Но не перевод в Генеральный штаб и не продолжение службы во влажном климате Приморья ждали Корнилова. Его ждала война. Как всю Россию. Как и весь мир.
В нем было «героическое»
Ну а теперь послушаем, что говорят о Корнилове люди, знавшие его лично.
Надо, однако, учесть, что характеристики Корнилова всегда пристрастны: этот человек редко кого оставлял равнодушным. Участники Белого движения восхваляют Корнилова; для них он прежде всего герой, сложивший голову в борьбе с красным чудовищем; о Корнилове либо хорошо, либо ничего. Авторы воспоминаний, написанных в Стране Советов, с тем же постоянством Корнилова ругают: он-де враг народа, авантюрист, честолюбец, узколобый упрямец. Кроме того, все его бывшие начальники отзываются о нем отрицательно; подчиненные – положительно до восторженности.
Оберучев:
«Калмыцкого вида, с косо поставленными разрезами глаз, живой и подвижный, полный молодой энергии, с огоньком в глазах, – таков был Корнилов» [123] .
Из телеграммы венгерских властей, 1916 год:
«…Бежал сегодня утром Корнилов Лавр, военнопленный генерал… Наружное описание: 45 лет, среднего роста, продолговатое, худощавое лицо, коричневый цвет лица, плоский нос, большой рот. Глаза, волосы, острая бородка черные, говорит по-немецки, по-французски, по-русски» [124] .
123
Оберучев К. М. В дни революции. Нью-Йорк, 1919;.
124
Цит. по: Скрылов А. И. Исторические данные к побегу генерала Л. Г. Корнилова из австро-венгерского плена // Вестник первопоходника. 1962. № 10, июль; http://vepepe.ru/publ/7-1-0-32.
Роман Гуль, писатель, участник первых походов Добровольческой армии Корнилова:
«Лицо у него – бледное, усталое. Волосы короткие, с сильной проседью. Оживлялось лицо маленькими, черными как угли глазами. <…>
Что приятно поражало всякого при встрече с Корниловым – это его необыкновенная простота. В Корнилове не было ни тени, ни намека на бурбонство, так часто встречаемое в армии. В Корнилове не чувствовалось „Его Превосходительства“, „генерала от инфантерии“. Простота, искренность, доверчивость сливались в нем с железной волей, и это производило чарующее впечатление.
В Корнилове было „героическое“. Это чувствовали все и потому шли за ним слепо, с восторгом, в огонь и в воду» [125] .
Георгий Гуссак, участник первых походов Добровольческой армии Корнилова:
«В обед разнесся слух, что сегодня к нам прибудет ген. Корнилов…
Мы и до этого часто видели его портреты на страницах журналов и газет, но нам представлялся он иным. Нам казалось, что появится генерал во всем блеске и величии: грудь колесом, твердый шаг, зычный голос и все прочее, что полагается вождю и народному герою.
125
Гуль Р. Ледяной поход (с Корниловым). Ч. 1: С фронта до Ростова; http://militera.lib.ru/memo/russian/gul_rb/01.html.
И вот, в сумерки, при тусклом свете слабо накаленных лампочек, он вошел к нам медленной, как бы утомленной походкой, в обыкновенной бекеше с серым воротником. Вошел так просто и свободно. Мы стояли строем вдоль коек. И странно: и эта простота в движениях, во всей его фигуре, и негромкий голос, каким он поздоровался с нами, не рассеяли, не умалили того чувства, которым мы были полны еще до его прихода. Наоборот, оно расширилось. Выросло до того предела, когда все человеческое, обыденное отходит на задний план. В такой момент не страшна уже ни смерть, ничто. Это чувство не оставляло нас и в походе. Бывало, едва плетемся. Усталые, сонливые, с одним только желанием – прилечь, припасть к земле и, вытянув натруженные ноги, лежать без движения, забыться. И в это время издалека доносится «ура», и катится волной по колонне все ближе и громче. Наконец – трехцветное знамя, группа всадников-текинцев, а впереди – генерал Корнилов. Вмиг все забыто. Точно с его появлением в нас вливались свежие силы и бодрость…» [126]
126
Гуссак Г. Перед походом // Вестник первопоходника. 1961. № 2, октябрь; http://vepepe.ru/news/2010-09-17-2.
Деникин:
«С Корниловым я встретился первый раз на полях Галиции, возле Галича, в конце августа 1914 г. <…> Тогда уже совершенно ясно определились для меня главные черты Корнилова-военачальника: большое умение воспитывать войска: из второсортной части Казанского округа он в несколько недель сделал отличнейшую боевую дивизию; решимость и крайнее упорство в ведении самой тяжелой, казалось, обреченной операции; необычайная личная храбрость, которая страшно импонировала войскам и создавала ему среди них большую популярность; наконец, – высокое соблюдение военной этики, в отношении соседних частей и соратников» [127] .
127
Деникин А. И. Очерки русской смуты. Крушение власти и армии, февраль – сентябрь 1917. Париж, 1921. С. 145–146; http://militera.lib.ru/memo/russian/denikin_ai2/1_07.html.
Брусилов:
«Считаю, что этот безусловно храбрый человек сильно повинен в излишне пролитой крови солдат и офицеров. Вследствие своей горячности он без пользы губил солдат, а провозгласив себя без всякого смысла диктатором, погубил своей выходкой множество офицеров. Но должен сказать, что все, что он делал, он делал, не обдумав и не вникая в глубь вещей» [128] .
Али-Ага Исмаил-Ага-Оглы Шихлинский, генерал-лейтенант артиллерии:
128
Брусилов А. А. Воспоминания. С. 282.
«Главнокомандующий (Брусилов. – А. И.-Г.) спросил:
– Скажите, пожалуйста, как действовал этот новоявленный герой Корнилов?
Генерал Балуев оглянулся, увидел, что в комнате никого кроме нас нет, потом встал, два раза повернул ключ в дверях, вернулся к нам и пониженным голосом доложил:
– Ваше высокопревосходительство, у этого человека сердце льва, а голова барана» [129] .
Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич:
129
Шихлинский А. А. Мои воспоминания. Баку, 1984. С. 158.
«Корнилов окончил Академию Генерального штаба одновременно со мной. Был он сыном чиновника, а не казака-крестьянина, за которого во время мятежа выдавал себя в воззваниях к народу и армии. В академии он производил впечатление замкнутого, редко общавшегося с товарищами и завистливого человека. При всей своей скрытности Корнилов не раз проявлял радость, когда кто-нибудь из слушателей получал плохую отметку…
Он был очень честолюбив; служба на границе показалась ему более коротким путем к карьере. Смуглый, с косо поставленными глазами, он лицом своим и подвижной фигурой напоминал кочевника-калмыка, и сходство это с годами увеличивалось» [130] .
130
Бонч-Бруевич М. Д. Вся власть Советам. С. 156.