Три девицы под окном...
Шрифт:
— Проливаю, матушка, проливаю, как же без этого, — поняла свою промашку Бабариха и поспешно зашмыгала носом, отчего ее бородавка скорбно зашевелилась.
— Красивый был мальчик, — вздохнула Лебедь, искоса поглядывая на собеседницу.
— Ох, красивый! — согласилась Бабариха.
— Талантливый.
— Не то слово, матушка! — Бабка жалостно всхлипнула. Лебедь решила, что пора переходить к делу.
— А смелый-то какой! Раскинул белы крылья — да шагнул с высокой башни прямо в пустоту!
— А что ж ему,
— Э, бабуль, ты чего это разошлась? — нахмурилась Лебедь. Бабариха вздрогнула, глянула на царицу — и вновь повалилась на ковер:
— Не вели казнить, матушка! Пожалей старуху неразумную! Сама не ведаю, что язык дрянной болтает, болезнь это, скляроз называется!
— По-моему, это называется немного иначе, — поморщилась царица, начиная уставать от общения с тещей своего жениха. — Вот что, бабушка. Хватит предисловий. Расскажи мне, как твой внук научился летать да где крылья взял могучие, и никогда этой услуги тебе не забуду. В шелках-бархатах станешь ходить, на золоте кушать, и век свой доживешь в почете и уважении. А ежели утаишь от меня секрет крыльев…
— Понятно, понятно, — закивала Бабариха, не горя желанием услышать, что с ней может статься в случае сокрытия информации. — Токмо, матушка, надо бы мне сосредоточиться да припомнить всё хорошенько — скляроз, понимаешь ли…
— И долго ты намерена припоминать? — подозрительно прищурилась Лебедь.
— Полчаса, государыня, всего полчаса!
— Ну что ж… — Лебедь немного подумала. — Ступай. В башню сажать не буду, полчаса — не срок. Но чтоб по истечении этого времени…
— Конечно, светлая царица! Обязательно! Всенепременнейше!
Бабариха почтительно попятилась, постепенно набирая скорость, и, достигнув выхода из залы, бросилась прочь. Эх, батюшки-матушки, вот и побеседовали!
Сонька спала. Молодой организм, стойко выдерживавший напряжение последних дней, решил наконец взять свое, и девушка пропустила все события этого суматошного утра. Но вот дверь распахнулась, и в горницу ворвалась растрепанная Бабариха.
— Просыпайся! — затрясла она сонную «дочурку» с отнюдь не материнским остервенением.
— Э, бабка, ты чего? — недовольно заворочалась Сонька, пытаясь стряхнуть с себя цепкие руки. — С дубу, что ли, рухнула?
Бабариха вздрогнула и выпучила глаза.
— С какого такого дубу? Никакого дуба знать не знаю! Что это тебе в голову пришло, право слово? — затараторила она, потряхивая бородавкой.
— Ой, не трындычи, и так голова раскалывается, — застонала Сонька. — Сейчас бы кофейку с тонизирующими сливками… Ничего-то у вас тут нет для блага человека, одни петухи кукарекающие да сквозняки по коридорам!
Бабариха хитро прищурилась:
— Никак, деточка, притомилась? Домой хочется? В скатерку волшебную?
Сонька внимательно посмотрела на старуху.
— Хочется, бабуль. Так хочется, что прямо руки чешутся ухватить тебя за шейку морщинистую да потрясти хорошенько!
Бабариха притворно вздохнула:
— Нет, голубонька, насилию я не подчиняюсь. Но ежели желаешь получить назад свою вешицу, подскажу тебе верный способ.
— Отравить Салтана? — скривилась Сонька. — Вот ведь свалился уголовный элемент на мою голову!
— Можно и не травить, — надменно зыркнула на нее Бабариха. — Раскрой мне секрет крыльев, на которых давеча твой сынок улететь пытался, и будем в расчете.
— Какой секрет? Каких крыльев? — удивилась Сонька.
— Еще скажи «какой сынок», — передразнила ее старуха.
— А какой сынок? — тупо переспросила Сонька.
— Ну, хватит придуряться, — рассердилась Бабариха. — Некогда мне с тобой лясы попусту точить, царица всего полчаса времени дала. Говори, где можно достать крылья, забирай свою скатерку и проваливай куда хочешь.
— Погоди, бабуль, давай по порядку. Кажется, я пропустила что-то эпохальное. Честное слово — не понимаю, о чем ты говоришь!
Бабка недоверчиво побрюзжала и наконец поведала о последних событиях.
— Говоришь, подстрелили Гви… сыночка моего прямо в воздухе? Хм… — Сонька помолчала, обдумывая новую диспозицию. — Что ж, неплохо, неплохо… А царица, значит, обещает тебе персональную пенсию. Ладно, бабуль, я всё усекла. Только крылышки-то… в скатерке хранятся!
— То есть как — в скатерке? — поперхнулась Бабариха.
— А где ж еще? Сама пораскинь мозгами. Экипировка волшебная, не в сундук же такие вещи складывать!
— Экипи… как ты сказала-то?
— Не важно. Тащи скатерку, я тебе, так и быть, подсоблю.
Бабариха принялась нервно скоблить бородавку.
— Обманешь. Я тебе скатерку принесу, а ты и тю-тю.
— Ну, бабка, кто не рискует, тот не выигрывает. Придется тебе понадеяться на мою лояльность, другого-то выхода всё равно нет.
— Есть выход. Вот расскажу про тебя государыне всю правду, и посмотрим, как тогда закувыркаешься.
— Правду! — фыркнула Сонька. — Хочешь добровольно покаяться в государственном обмане и отречься от родства с Салтаном? А может, еще и подлог документов припомним, а?
— Ведьма, — прохрипела Бабариха, трясясь от бессильной ярости. Сонька расхохоталась:
— Гони за скатеркой, бабуля, да пошустрей, а то полчаса заканчиваются.
За дверью раздался лязг металла.
— Бабарихе и Ткачихе велено немедля прибыть в тронный зал, — сообщил флегматичный бас стражника.
«Родственницы» переглянулись.