Три дня и три ночи в загробном мире
Шрифт:
Я трепетал от ужаса при виде всего этого, и старик мне сказал, что погибшие — не настоящее духовенство, а больные и прокажённые.
Я и сам слышал, что возгласы их не имели ничего общего с подлинной церковью, но ведь на них священнические одеяния! Руки у них в крови, но руки эти несли хоругви и кресты… Наконец, всё можно допустить и понять, и то, что они прокажённые и даже сумасшедшие, но почему они шли задом наперёд?
Старик мне объяснил, что это — такая болезнь, неизлечимый недуг, за который они и сосланы в эту пустыню смерти и страдания.
Мы тронулись вперёд,
Мы наткнулись во тьме на шеренги солдат, которые с ружьями наперевес молча двигались прямо в трясину. Послышались громкие крики командиров, которые приказывали идти вперёд и вперёд. Солдаты шли к болоту уже не задом, а лицом. У меня была ещё надежда, что они увидят топь и остановятся, но они лавиной вваливались в болото, и задние шли по телам передних, пока совсем не увязали и не скрывались с головой.
"Они ничего не видят, ибо у них выколоты глаза", — сказал старик.
И правда, когда я пригляделся, то увидел, что все солдаты плакали кровью, она стекала на их грудь, на оружие, и там, где они прошли, земля алела, как после красного дождя.
С оружием и знамёнами в руках, под оглушительный бой барабанов шли и шли одна за другой шеренги, погружаясь в болото и молча исчезая в трясине…
ГЛАВА 9
Храм с оживающими идолами. — Болезнь и исчезновение старика-перса.
Мы Долго шли по пустыне, не встречая ничего страшного, и я уже с облегчением в душе подумал, что миновали все ужасы и горе.
Но вдруг впереди нас, как из-под земли, выросли несколько бешеных собак, огромных и страшных, как тигры. Они вцепились друг в друга и рвали клочьями шерсть. Дальше идти было нельзя, они были на нашем пути.
Собаки приближались к нам. Я очень испугался, подумав, что они нас растерзают, но старик меня успокаивал: "Они ничего не видят, бешенство ослепило их".
Собаки были разных мастей — и чёрные, и серые, и белые, разного размера, но самые злые — небольшие рыжие собаки. Они так вгрызались в других, что из пасти лилась кровь и падали куски мяса с шерстью.
Мы всё отступали в сторону, а они, как нарочно, надвигались на нас. Рычание их стало таким грозным, что я весь дрожал. Старик снова меня успокоил, сказав, что они на нас не нападут, ибо бешеная собака близорука.
Собаки были уже совсем близко от болота, и я с нетерпением поджидал, чтобы они завязли в болоте и дали нам пройти. Но они всё грызлись. Одну уже совсем загрызли: оторвали ей хвост и заднюю часть, но… она с оставшейся передней частью туловища отгрызалась и нападала на других. Ей вырвали внутренности, кишки волочились по земле, но она по-прежнему грызлась и нападала.
Старик объяснил, что бешеная собака не чувствует боли, а только лютую злобу. Пока цела голова — она будет жить и кусать.
От яростной злобы у грызущихся собак из пасти валил огонь и дым. Самая страшная из них была чёрная, с красной от крови головой. Когда она рычала, я закрывал глаза от страха.
Старик сказал, что эта чёрная красноголовая да малая рыжая — самые опасные. От них всё заражается и всё выгорает. Вся эта пустыня выгорела от дыхания чёрной красноголовой собаки. Она так ядовита, что, где только пробежит, — всё вокруг погибает от её чада. От этих собак заразились недугами и многие люди, которых мы видели в долине тьмы и на болоте.
Я обратил внимание на то, что в грызущейся своре попадаются собаки совсем тщедушные и маленькие. Казалось, они должны были давным-давно удрать, чтобы их не разорвали в клочья огромные собаки, а они злобно и яростно бросались на самых сильных… Старик разъяснил мне, что бешеные собаки не сдаются и не убегают, каждая думает, что она всех загрызёт, и в её глазах нет собаки больше и сильнее её.
Когда загрызли насмерть двух чёрных и злую рыжую, остались только самые мощные, в белых пятнах, и самая лютая, красноголовая. Она так страшно хрипела от изнеможения, что изо рта вырывалось пламя. Старик сказал, что нужно остерегаться духа этой чёрной собаки и попытаться обойти стороной, пока ветер с её дыханием не повеял на нас.
Мы сделали большой круг, чтобы как можно дальше обойти собак, и я так боялся заразы, что едва дышал. Я оглянулся и мне показалось, что чёрная собака, расправившись с врагами, страшно и жадно глядит нам вслед и готова ринуться за нами. Не помня себя от ужаса, я бросился бежать.
Не знаю, когда я опомнился от ужаса и когда остановился.
Мы уже подходили к вулканам гор. Стало совсем темно от дыма. Поднялась сильная буря, послышались треск и стоны. Небо побагровело, как от пожара, и на нём из чёрной мглы туч стал появляться чудовищный великан. Он развёл руки, и они, как два огромных крыла, заслонили небо. Он приближался, открыв пасть, и в ней сверкали красные от зарева зубы. Глаза его были красны, как закат. Я больше не мог сносить этих ужасов и пал ниц на землю, закрыв глаза и уши…
Старик положил мне руку на плечо и сказал: "Вставай, сын мой! Нам нужно поскорее уходить".
Когда он поднял меня, и я открыл глаза, то увидел впереди страшный пожар. Горели горы, пламень лизал скалистые вершины и гребни. Кругом всё рушилось, грохотало и трещало, словно с неба валились на землю тысячи бомб. Я ухватился за старика и умолял о спасении. Но он сурово мне ответил, что назад идти нельзя. Надо идти вперёд, через горы в огне.
Я потерял силы и веру в спасение. Он вёл меня, а я почти висел на его руках.
Видел я смутно и плохо соображал. Помню одно, что земля горела, и по ней плясали бешеный танец языки пламени. Горел воздух, небо превратилось в сплошной огонь. В этом пламени металось множество людей. Мимо нас мчались толпы обезумевших. Они бежали в болото, погоняя друг друга бичами, стреляя в затылки бегущим впереди…
Мы шли среди скал, нависших на нас с обеих сторон, Скалы были багряные от зарева и все покрыты дырами, как пчелиные соты. В этих пещерах, словно черви, корчились какие-то существа, горевшие, как факелы.