Три дня и три ночи в загробном мире
Шрифт:
Люди жили здесь как будто на отдыхе или в гостях. Они приветствовали друг друга так, словно недавно познакомились. Одеты все по-праздничному, в чистую и белую одежду. Разговоры их между собой полны добра и сердечности, и из них я понял, что все эти люди только гостят здесь, отдыхают и собираются идти в святые места.
В тенистых садах стоят столы и скамейки. На столах много всяких плодов, белого хлеба и пития. Люди сидят с весёлыми лицами у столов и радостно беседуют.
И вдруг, слышу… меня окликает по имени знакомый голос.
Окружили меня люди, радостно приветствуют, обняв, со слезами на глазах, ведут к себе за стол. Среди
Я обрадовался, когда услышал о святых местах. Значит, мои знакомые идут туда же, и мы отправимся вместе. Но они сказали, что теперь идти ещё не могут, ибо ожидают своих, которые тоже должны сюда прийти, как пришёл и я, что за ними они послали многих, чтобы привести их в эти края. И ещё сказали, что у меня есть спутник и водитель, который доведёт меня куда надо, а если они пойдут, то не смогут так быстро двигаться, как мой водитель. Я видел, что и им хочется тронуться в путь, но не совсем понял, почему они не могут это сделать и кого они ждут…
Рассказывали мне, что у них вечное лето и всё само родится, что они радостно проводят дни, поджидая своих родных и знакомых.
Но самым удивительным было то, кого я там встретил, как родного и близкого, кто меня первый окликнул… Об этом я должен рассказать.
…После революции наступил в России страшный голодный год. Случай забросил меня в Полтавскую губернию, в Прилуцкий уезд, и я отправился в тамошний Ладанский монастырь.
В селе подле монастыря весной ходил по дворам больной-больной крестьянин, заехавший из Таврической губернии добывать хлеб для семьи или себя спасти от голодной смерти. И, как говорили, заболел он тифом. Больной и несчастный, бродил он от двора к двору и просил приюта, но крестьяне боялись заразного тифа и не пускали его. А он так жалостно просился, так стонал, хватаясь то за плетень, то за стены изб, чтобы не упасть…
Когда я услышал об этом больном крестьянине, моё сердце сжалось от боли.
Я стал расспрашивать у людей, где он? Сказали, что за дворами и огородами стоит полуразрушенный сарай, и он должен быть там.
Я выпросил у хозяйки немного тёплого молока и пошёл разыскивать.
Открыл дверь в сарай и увидел его лежащим на земле.
Я подстелил соломы, перетащил его на мягкое. Приподнял и хотел напоить молоком. Но он был уже совсем плох. Я вливал ему молоко в рот, а оно выливалось обратно. Он уже не мог ни пить, ни промолвить слова. Я глянул ему в глаза… Его голубые глаза смотрели на меня, и в них было желание что-то мне вымолвить. Но он не мог. Я заплакал, не понимая, что он просит. Положил его на солому, а он всё на меня смотрит, глаз своих голубых не сводит. Потом выдавил еле слышно: "Приходи…"
Я ближе к нему подсел, понял, что он просит, чтобы я не оставлял его и приходил к нему. Спрашиваю: что у тебя болит, и легче ли? А он смотрит на меня и улыбается. Я рад был, что ему лучше стало. А он так с улыбкой на лице, как смотрел на меня, так и умер при мне…
Никто не был так добр, чтобы дать досок и сколотить ему подобие гроба. Хоронили без гроба, в лохмотьях, как был. На дно могилы я положил соломы, подрыл руками бока её и туда положил немного соломы, чтобы ему было не так холодно и жёстко.
И, наверно, только один человек на всей земле плакал по нему в эту ночь в своей постели, это — я…
Часто потом снился он мне живым и совсем иным. Вот этот-то человек и окликнул меня здесь первым.
Как он обрадовался, увидев меня!
Одет он был по-праздничному и был не таким, каким умирал, а каким я видел его во снах. Лицо доброе и мудрое… Я вспомнил всё о нём и говорю: "Как ты сюда попал, ведь ты же умер там… в сарае? Ведь я сам тебя закапывал?"
"Нет, я не умер. Тебе так тогда показалось. Я ушёл из сарая здоровым и пришёл в это место. За мной пришёл юноша и сказал, чтобы я шёл с ним в другую землю, где много хлеба и нет болезней, где не надо молить о ночлеге и милосердии, где всегда день и для меня есть кров. И вот сюда, в эту страну привёл, и как я был счастлив!"
И, указав на юношу, одетого так хорошо, словно он под венец собрался, сказал: "Вот он… Да ты же сам мне этого юношу привёл тогда в сарай?"
Я ответил, что никого в сарай не приводил. Но посмотрел на красавца-юношу — и лицо его показалось мне знакомым. Оба уверяли меня, что я всё забыл. И мне стало чудиться, будто, действительно, ходил этот юноша и спрашивал: "Где лежит больной?" — и я повёл его в сарай. Но не наяву это было… Быть может, в каком-то давнем, забытом сне.
И других близких и родных я встретил, но ещё не время передать то, что они мне там поведали.
Многие меня радостно приветствовали, а я всё удивлялся, вспоминая их смерть. Они были все живы и обитали в этом чудесном краю! Радовало меня и то, что они живы, и то, что я встретил их в такой далёкой стране, за границей, и я не мог наговориться с ними досыта.
Удивляло меня только одно: среди них встречал я и таких близких и знакомых, которых видел в наших краях живыми. И мне не пришлось после узнать: остались ли они в живых на моей родине?
Мы собрались уже со Старцем в путь; мне хотелось побыть среди людей, дорогих моему сердцу, но он говорил, что пора, ибо путь долог и нам многое и многое ещё предстоит посетить.
Люди нас провожали, говорили: "До свиданья!", жали руки и сердечно передавали приветы, но кому — я не понимал. Мы идём в святые места, а они передают приветы, словно я домой иду.
И тронулись мы в далёкий путь.
ГЛАВА 11
Храмы разных вер. — Рассказ о подвиге веры православного священника. — Вопрос о лучшей вере.
На дорогах нам попадались животные, и было их в тех краях много.
Смирные и ласковые, бродили они между людьми, не причиняя им вреда. И хищные звери были, как малые дети: ни людей, ни других зверей — никого не обижали. И казалось, что нет для них ничего дороже и приятнее, чтобы их приласкали и погладили.
Провожающие сказывали нам, что люди, которые живут на нашем пути, — добрые, братолюбивые и гостеприимные. Я в радости спросил Старца, есть ли здесь люди его веры? Старик улыбнулся и сказал, что здесь — все люди его веры. Но я не понял его…
"Смотри, — сказал Старец, — сколько здесь верующих людей!" — и указал на храмы, видневшиеся вдали. "В этой стране живут и люди твоей веры, сын мой…"