Три дня Илль
Шрифт:
– Поищи тут, может, что и придется впору.
– Хорошо.
– Он даже не пошевелился, когда к ногам упал увесистый мешок.
– Я за водой.
Ингвар знал, что ведет себя глупо, но не мог перебороть обиду. Она повернулась и ушла, растаяв в лесу, а он никак не мог взять себя в руки. Потому и занялся делом, чтоб не думать ни о чем. Не вышло.
Он выплеснул грязную воду, свалил в сковороду все те же черные вилки - их разве что кислотой добела отмоешь!
– и принялся за мешок. Пара изношенных сапог пришлась ему точно по ноге - довольный, он притопнул о доски
Когда Илль вернулась, он встретил её улыбкой. Сидел за столом с тарелкой, полной бутербродов, и бутылкой наливки. Стаканы сияли, словно хрустальные бокалы.
Илль недоуменно посмотрела на него.
– Пить до ужина?
– Ну, это для аппетита. Садись, - он похлопал рукой рядом с собой.
Она подняла бровь - что это с ним?
– и села напротив, цапнув один бутерброд. На тонких кусочках подсохшего хлеба чередовались бело-красные пластинки сала и зелёные лепестки огурцов. Илль вспомнила свои старания и спрятала улыбку. Украшать еду у него получается лучше, чем у нее, и скрывать нечего.
– Очень красиво. Я так не умею.
– Ай, пустяки, - у него порозовели уши.
– Просто я часто дежурил на кухне.
– В школе?
– Нет, в гарнизоне.
Он разлил наливку. В солнечном свете она переливалась рубином, пуская по столу кровавых зайчиков. Ингвар нахмурился и поспешил выпить свою порцию.
– Ты же знаешь, что в соседних землях война?
– спросил он.
Теперь настал черед Илль приложиться к стакану.
– Знаю.
– А застала погромы столицы?
Она не ответила. Просто плеснула себе ещё и выпила, не чувствуя вкуса. О, она помнила, ещё как помнила!
– Княжескую семью вырезали бунтовщики, в городе начался мятеж, войска не успели, потому что под стены подошла вражеская армия, - отчеканила она.
Ингвар заметил её бледность. Наверняка потеряла кого-то в ту ночь. Он сам потом радовался тому, что его мать и бабушка умерли раньше, что в погребальных ладьях - от края до края - не было его родичей.
– Я тогда шрам и заработал. Нас подняли среди ночи, погнали вперёд... Магов предупредили, что дело важное, отступать нельзя. Бросишься бежать - свои же убьют... Я не бежал, - сказал он в ответ на её немой вопрос.
– Тогда - нет. Просто попал под меч... Целители говорили, что я везунчик, меня распороли сверху донизу.
– Я видела шрам.
– После этого меня не списали, а наградили - оловянная медаль, рукопожатие генерала и свиток с благодарностью - и отправили воевать всерьёз.
Ингвар потянулся за едой. Он подобрался почти к самой сути, но рассказывать правду - страшно.
– А до того было понарошку?
– Илль не ела, только пила и смотрела в окно, где дрожали от холода деревья.
– Нет... Да. Я просто не верил, что могу умереть. Видел, как гибли остальные, но все проходило мимо меня, не затрагивая чувств. А вот когда очнулся в лазарете от боли, вот тогда меня и проняло... Я трус?
Илль обернулась, взглянула удивленно.
– Ты? Нет, не трус. Не трус, - сказала она и погладила его по руке. Волоски поднялись дыбом, а он вздрогнул.
– Но я начал бояться смерти.
– Её все боятся.
– И ты?
Солнце скатилось вниз так, что лучи били в глаза, заставляя их слезиться. В столпе света над столом кружились пылинки, колебаемые словами.
– А я сильнее прочих, - ответила Илль после паузы.
– Оказалось, что мне нестерпимо хочется жить.
– Но ты не дезертир, - сказал Ингвар и даже зажмурился. Он словно прыгнул в пропасть и теперь летел вниз, ожидая удара о дно.
– Я хуже.
– Ты?
– Удара не случилось. Воздух спружинил и выбросил его обратно.
– Ты не сбежала при первой возможности лишь потому, что попала под огонь! Ты не подвела остальных! Ты не оставила за спиной друзей...
Ей оставалось лишь рассмеяться, что она и сделала. Смех длился и длился, пока у нее не заболело горло. Да, она не такая. Она гаже, грязнее - вся в крови.
Ингвар ждал. Ему стало легче, когда она узнала правду. И не осудила. Сколько они знакомы - три дня? А ведь ближе у него никого и нет, наверное.
– Я предала. Не семью, но саму себя, - сказала Илль охрипшим голосом.
– Ты помнишь, я говорила, что завидовала брату?
– Да, хотела стать воином.
– Верно... Спустя несколько месяцев мольб, слез, требований я добилась от отца разрешения учиться вместе с братом. У меня получалось. Правда, получалось, так что я была горда собой как никогда прежде... Ходила, распугивая всех высокомерным видом... Устраивала поединки, после которых радовалась победам.
Маг откусил от бутерброда. Ну и что страшного? Когда он прикоснулся к магии, то ещё полгода задирал нос перед соседями. А тут девчонка - да в мужском деле верх берет. Кто бы на её месте избежал гордыни?
– Потом я встретила будущего жениха и обо всем забыла...
– Она словно засветилась изнутри, загорелась. Ингвара кольнула ревность.
– Свадьба, дети... Семья. Все было прекрасно, пока не началась...
– Они погибли?
– Он не дал тишине наложить на её уста печать, сам сказал то, что она пыталась и не могла выговорить.
– Да. Все.
Ингвар сжал в ладони её руку. Илль сморгнула набежавшую слезу и продолжила:
– Мне удалось проскользнуть мимо всех бунтовщиков и укрыться в городе... У няни...
– она откашлялась.
– Сидела в подвале и тряслась от страха. Рыдала. Утром, когда стало ясно, что мы проиграли, няня вывела меня за стену...
Сумерки сгустились, из леса на дом наполз туман. Ингвару показалось, что они остались вдвоём во всем мире - всех остальных смыло волнами вечности, унесло щепками в океан. А у них есть шанс выжить, пока он держит её и не отпускает.
– ...и я ушла. Не сражаясь.
– Это не твоё дело.
– Моё!
– гневно возразила она.
– Моё! Ты не знаешь, о чем говоришь!
– Так расскажи.
Ингвар не удержался - так она смотрела на него, сверкая злыми глазами, - перегнулся над столом и поцеловал. Губы были твердыми, неуступчивыми. Илль так и не ответила, ждала, пока он не сел на место. А потом, словно ничего и не было, продолжила: