Три дня Индиго
Шрифт:
Глава третья
Накануне Перемены в Москве было меньше тысячи таксофонов. Стояли они в таких местах, что многие москвичи про них вообще не знали и уж тем более никогда не звонили. Зачем, если в кармане даже у ребенка или старика есть сотовый?
Но зато таксофоны были бесплатные.
Теперь сотовой связи нет, телефонные будки вернулись в города (говорят, какой-то древний завод на этом озолотился), но надо платить за звонок.
Я остановился у таксофона рядом с метро, вставил карточку в аппарат и набрал номер
Их производители, кстати, тоже выиграли от Перемены.
Не знаю, сколько народа служит у Лихачева в подчинении, никогда там не был. Но вначале трубку взял мужчина с резким командным голосом, потом я добрался до какой-то юной девицы. И лишь потом мне позвали полковника.
Чутье у него имелось. Впрочем, после недавних событий я бы очень удивился, откажись он от встречи. Я сказал, что подожду у Комка на Шлюзовой набережной, полковник ответил: «Буду через пятнадцать минут», и в трубке запикал отбой.
– Полковнику никто не пишет, – сказала Наська, толкущаяся возле будки. – Полковнику все звонят.
У нее очень медленно шла первая фаза мутации, она несколько лет провела неподвижно. Лежала и читала книжки, их на удивление много оказалось в Министерстве культуры. Читала, похоже, всё что попало, не только детские книжки или детективы. Может, поэтому немного странная.
– Идем, – сказал я. – Подождем на месте.
На самом деле мне не хотелось дожидаться полковника. И когда мы дошагали до Комка, и я там никого не обнаружил, меня это порадовало.
В этом Комке я никогда не был. Он упал на уродливое невысокое здание, в котором размещался фитнес-клуб и какие-то государственные конторы. Кажется, даже почта, и это меня позабавило – на Мичуринской тоже «Почту России» накрыло падением Комка.
Может, Продавцам когда-то посылку не доставили?
Этот Комок был почти правильной формы, напоминал расплющенную каплю, или спелую фигу, ну или хинкали – если вы грузин… Прочие ассоциации я оставил за невоспитанной куколкой.
На моих глазах к дверям Комка подошла молодая женщина. Дернула ручку. Удивилась. Подергала еще. Пожала плечами и пошла навстречу нам, к метро.
Видимо, нечасто ей приходится продавать кристаллы, иначе удивилась бы сильнее. Серчеры знают, что Комки открыты всегда.
– А нас пустят? – шепотом спросила Наська.
– Меня пустят, – ответил я с уверенностью, которой не испытывал. Ночной разговор с Продавцом казался сейчас нереальным.
Мелькнула мысль: а не зайти ли самому, оставив Наську снаружи? Но если она уйдет и заблудится?
– Что именно тебе сказало Гнездо? – строго спросил я, когда мы подошли к дверям.
– Что свершилось ужасное злодеяние! – с готовностью ответила Наська. – Кто-то убил Продавца! И тебе надо выяснить, кто, – тогда друзья покойного дадут тебе кучу всякого добра!
– В целом верно, – признал я. – Ты не боишься увидеть мертвеца?
Наська ответила не сразу и на этот раз очень серьезно:
– Максим…
Она помолчала секунду.
– Своих подруг.
Черт. Меня как под дых ударили. Вот эта ее веселость и энергия – они порой заставляют забывать, что передо мной куколка. Которую родная мать отдала в детстве в Гнездо. Которая несколько лет лежала, пока мутаген боролся в ней с опухолью. Обычно на это не нужно много времени, но тут что-то пошло не так. Дарина говорила, что к ней редко заходили другие куколки – дети не очень-то умеют сочувствовать.
А потом, когда она все-таки поправилась и у нее появились друзья, их всех убили.
– Извини, – сказал я. – Глупость спросил.
– Ничего, – ответила куколка. – Это у всех бывает. Ты не бойся за меня, я не стану пищать. И ничего не буду хватать и лезть куда попало. Нас учат дисциплине.
– Вот в этом я сомневаюсь, – признался я.
Мы были уже перед дверью, а Лихачева еще не наблюдалось. Пробок в Москве нынче нет, слишком дорогой бензин, но ведь могло его что-то задержать?
– Зайдем, – решил я и взялся за ручку двери.
Дверь открылась легко. Комок действительно ждал моего появления.
Я вошел первым, огляделся.
Ну, всё как обычно. Глухая стойка прилавка из того же непонятного бугристого материала, что стены и потолок. За ней – метра два пространства, далее плотный занавес.
Прохладно.
– Эй! – позвал я. – Есть кто?
Все-таки я не был уверен, что Продавец мертв.
Тишина.
Наська попыталась высунуться вперед, я придержал ее за плечо.
– Можно войти? – снова позвал я.
Нет ответа.
– Пахнет, – сказала Наська.
– Чем? – Я насторожился. У куколок чувства развиты куда сильнее, чем у людей. – Кровь?
– Нет… химия какая-то. И озон.
Я принюхался. Да, пожалуй, слегка пахло грозой. Химических запахов я не ощущал.
– Хорошо, – решил я. – Стой пока тут.
И двинулся вперед.
Продавца я увидел, когда подошел к прилавку. Он лежал сразу за стойкой, вытянувшись в полный рост всей массивной тушей, замотанной в серые и песчано-коричневые тряпки. Из-под одежды, будто ноги, торчали толстые металлические штыри, с растопыренными, будто птичьи лапы, опорами. Под телом расплылась большая липкая лужа густо-синей жидкости.
– Что за… – сказал я и, опершись на стойку, перепрыгнул к Продавцу. Наклонился, посмотрел в проглядывающее сквозь ткань лицо. Глаза были закрыты, лицо казалось мертвым.
В общем, мертвым оно и было.
За спиной легонько стукнуло – я обернулся, обнаружил, что Наська стоит на прилавке. Похоже, запрыгнула прямо с пола.
– Мертвый, – сказала Наська. – Это он пахнет.
Да, теперь я чувствовал идущий от Продавца запах. Он не был неприятным, он вообще казался неживым, это был запах сгоревшей электроники и разлившейся химии.