Три дня из жизни Филиппа Араба, императора Рима. Продолжение дня первого. Прошлое
Шрифт:
– Неужели и ты тоже?
– И я!.. эээ… Я не первый?
– Думаю, что и не последний!
– А кто ещё?
– Да есть тут некоторые… Чем докажешь свою добротную родословную?
– Вот те крест! – не моргнув глазом, осенил себя знамением Дионисий.
«И как у них у всех получается довести это сладкое слово кре… кре… кре… до логического совершенства?!» – подумал император, вслух заключив не столько констатацией, сколько заманчивым деловым предложением:
– Моя благоверная точно бы поверила! Значит, и я тебе верю, честный человек! Хочешь стать сенатором Рима и с завтрашнего дня начать протирать свою тунику в курульном кресле курии Юлия?
– Эээ…
– Не можешь – научим! Не хочешь – заставим!
– Мои желания – это ваши желания… эээ… ваши желания – это мои желания… эээ… короче, чего изволите, государь, так тому и быть, того мне и не миновать! Я ваш навеки! Предан без лести!
Император продолжал стоять перед новым фаворитом целиком обнажённый, открытый всем ветрам назло, без устали разминая в правой руке… ручку дротика (если нечто висит на сцене в первом акте пьесы, то когда-нибудь оно должно выстрелить):
– Эй, кто-нибудь! Стража! Доставить мне сюда негодяя-сенатора по имени Геренний Потент. Тут на его место в элите Рима появился более удачливый… эээ… способный претендент! Нужна ротация кадров! Кадры решают всё!
*****
– Аве цезарь! Аве август! – вместив в тепидарий собственную тушку, по-римски салютанул сенатор Потент императору и тут заметил своего беглого раба. – Ах, вот ты где, плут!
Филиппа, принявшего последнюю реплику на свою персону и собственную грудь, передёрнуло, его лицо исказилось злобной гримасой, он не выдержал и гаркнул:
– Я тебе дам «плут»! Я тебе… не Димон, а август!
Потент бухнулся в ноги:
– Это я не вам, о Величайший! Не в ваш адрес! Я не я, и чемодана не моя! Мои слова адресовались вот этому пройдохе Диониске! Он ещё тот плут и прохиндей! – заверещал сенатор и осмелился приподнять голову: глаза его бегали тудэма-сюдэма. – О, государь, какое счастье: вы нашли мою убежавшую вещь! Спасибо вам за то, что возвращаете мне раба! Вот таков он, мой сукин сын!
– Это теперь мой сукин сын! Да и вообще эта вещь с сегодняшнего дня уже никакой не раб! Это теперь моё орудие! Моё говорящее орудие! Диониска нынче полноценный сенатор моей милостию! Он прошёл строгий отбор среди целой своры других кандидатов! Такова моя воля!
Геренний Потент поиграл желваками, поскрипел и поскрежетал зубами и дерзнул в гордыне своей без дозволения подняться на ноги во весь рост (на миг подумал, что терять ему больше нечего, раз отняли знающего его тайну раба).
*****
Четыре внимательных глаза двух мужчин, стоявших теперь по одну сторону баррикад, недоумённо уткнулись в лицо, возможно, уже бывшего сенатора из древнего племени самнитов. Словно чего-то ожидали от самовлюблённого недоумка. Наконец Потент что-то сообразил, надумал и решился.
– О! Это существенно меняет дело! Приветствую тебя, партнёр! – через силу поклонился Дионисию сенатор, его губы пытались простодушно без двойного смысла и умысла улыбнуться, но их уголки нервически метались то вверх, то вниз, то вправо, то влево, то вовсе по какой-то замысловатой и понятной лишь профессиональным геометрам траектории.
– Хочешь идти на смерть, так иди! Тебя никто не держит! – сардонически ухмыляясь, отреагировал Дионисий, словно оскорбившись, и фыркнул. – Какой же ты мне нынче партнер?! Ты опоздал опартнёриться. О том, чтобы подстелить соломку, раньше надо было думать и на мои предложения соглашаться. Нынче ты – раб… пока Божий… но есть шанс, что станешь моим. Где располагается твоё место в курии Юлия и под каким порядковым номером? И есть ли у тебя именное в Колизее? Мне к завтрашнему утру надо знать это в точности! Мне загодя следует подготовиться!
– Это ещё зачем? – заподозрил неладное сенатор.
Но бывшему беглому рабу, а ныне фавориту римского императора ответить было не суждено – не дали. Глядя в глаза Гереннию Потенту, но тыкнув пальцем в грудь Дионисия, император властно резанул:
– Я снимаю с тебя статус сенатора, и отдаю в распоряжение этому… доброму и человеколюбивому господину!
– Это меня в рабство, что ли? – округлились глаза Потента. – В рабство к моему безродному рабу?
– Да хоть и туда! Вернее, сюда! Ко мне! – обрадовался араб Дионисий, опередив в реакции императора. – Ко мне, мой пёс шелудивый!
– Взять его! Ату его! – вскричал Филипп, обдавая негодующим взглядом Геренния Потента и грозно затопал по термальному камню голыми пятками. – Арестовать бывшего сенатора! Произвести обыск в его доме! Изъять всё найденное в державную собственность! Доставить мощи Ромула в мою резиденцию!.. Завтра укажу, куда конкретно!.. Что значит, куда доставить сегодня? Сегодня туда, где я буду ночевать после принятия бани!
Когда скрученного в три погибели и повязанного верёвками арестанта уводили из тепидария, мысль императора всполошилась и забарахлила фундаментально: как не остановить бегущего бизона, так не остановить поющего Кобзона. Зычным, но уже хриплым, пусть и не осипшим голосом Филипп в оба своих лёгких проревел:
– Ни в коем случае не забыть и о Модестине Герении, бывшем префекте вигилов! Непременно разыскать и его! Эх! Неужели все Гереннии такие, как эти двое… ну, как Потент и Модестин?! Неужели? Неужели в самом деле пронеслись вокруг метели? Не быть этим негодяям со мной! Да у них там заговор, у всего этого осрамившегося клана самнитов Геренниев! Возомнили о себе! Гордыня их и погубила! Теперь не отмолят свои грехи!
Когда Дионисий и директор бань покидали тепидарий, новоявленный араб-аристократ по-заговорщицки подтолкнул локтем своего подельника, подмигнул и зашептал ему прямо в ушную раковину: