Три дня с миллиардером

Кейн Лея

— Пусть Демид выгонит «Бугатти», — распоряжается Громов. — Мне надо проветриться.

— Босс, я настоятельно рекомендую вам не садиться за руль в таком состоянии.

— Свободен, — выставляет тот Генриха за дверь, запирает ее, сгущая в объятой матовым полумраком комнате вязкий мрак нашего уединения.

Я спиной чувствую, как он приближается ко мне. Жестко, агрессивно, по-хозяйски. Его энергия — яд. Кислота. Она прожигает воздух, дырявит мою кожу, разъедает сознание.

Странно как-то. Еще вчера я считала себя взрослой, готовой к чему-то серьезному. А сегодня, оказавшись по другую сторону нашего мира, понимаю,

что мне даже вспомнить нечего из своей взрослой жизни. И это чувство беспомощности приводит меня в ярость. Страх постепенно теряет острые грани, превращаясь в глухую стену отчужденности. Я начинаю привыкать, мириться, искать островки безопасности в этой красной зоне.

— Генриху было бы достаточно дежурного «спасибо».

Я медленно втягиваю воздух носом и оборачиваюсь. Антон стоит в шаге от меня. Разглядывает меня цинично, с презрением и насмешкой.

— Кто дал ему право вламываться в мою квартиру? А если бы мама оказалась дома!

— Мои парни профессионалы. Не знаю, что собой представляет твой Радик, раз ты так недоверчива к мужикам. Сфальшивлю, если скажу, что мне не похрен. Просто заруби себе на носу: в моем кругу у парней есть яйца, они держат слово и точно не торчат от запугивания беззащитных женщин в возрасте. — Облизнувшись, Антон проводит по мне озабоченным каким-то скрытым азартом взглядом. — Поехали прокатимся.

Глава 7

На кой черт ему кольцо, если у него есть «Бугатти»?

Ах, да, запамятовала, когда кровь застыла в жилах. Кольцо — дорога в рай, где будут сотни таких суперкаров.

Я уже уяснила, что Антон Громов ни перед чем не остановится. Он помешан на власти. Жаждет, чтобы перед ним пресмыкались и подчинялись. Может, это комплексы, тянущиеся из глубокого сиротского детства. Может, натура. Или вовсе — плоды воспитания криминальным авторитетом.

Моя плачевная надежда однажды получить свободу похоронена заживо. Одного не понимаю: что мешает ему избавиться от меня сейчас? Разделался бы со мной, как с тем несчастным парнем, пулей в лоб, вскрыл бы и готово.

Забрав у Демида ключи, Громов обводит «Бугатти» стального синего цвета подобревшим взглядом. Сложно описать словами экстерьер этого французского зверя. Заостренные очертания машины напоминают наконечник копья. Каплевидная форма корпуса выразительно подчеркивает овал воздухозаборника, окружающего дверной проем. Все линии кузова «зализаны» для уменьшения сопротивления воздуха. Я не удивлюсь, если в ней даже титановые глушители выглядят как картинка. Агрессивный спорт во всей красе.

Демид открывает для меня дверь в салон с роскошной комбинированной отделкой из красной кожи с черным карбоном и полированным алюминием. Я даже в мечтах не уносилась в ночь на такой дорогой машине. Уж слишком недосягаемый для меня блеск.

Сиденье будто сделано специально под меня. В глубоких рельефах боковых и поясничных поддержек сразу чувствуешь себя комфортно, и нет надобности что-то менять механическими регулировками, диапазон которых здесь очень богат.

Я разглядываю приборную панель с центральной консолью. Климат-контроль, медиасистема, дисплей, одомерт. Здесь все какое-то фантастическое, нереальное. Боишься к чему-то случайно прикоснуться, задеть.

В отличие от меня, Громов запрыгивает за руль уверенно, резко, по-хозяйски свободно. По правде сказать, он и смотрится тут гармонично. Словно рожден для этого гиперкара.

Взгляд, которым он вскользь касается меня, обдает меня холодом. Кажется, пора бы к нему привыкнуть. Но всякий раз, когда мы вступаем в зрительный контакт, какой бы продолжительностью он ни был, что-то замыкает. А потом будто гром. Бам! И по моей спине бегут мурашки.

— Не очкуй, Рина, сегодня я тебя не убью.

Какого результата он ждет, озвучивая эти сомнительные перспективы? Что я запрыгаю от счастья? Расцелую его? Запою? Или просто мой страх доставляет ему особенное удовольствие? Личный сорт натурального наркотика, никакой синтетики.

— Босс, рискованно без охраны. — Демид склоняется перед опущенным стеклом с водительской стороны.

Громов ни говорит ему ни слова. Молча поднимает тонированное стекло и заводит заревевший двигатель. А чего ему, собственно, бояться? Ночью мы тоже были без охраны, но остались живы. У него наверняка и тут припрятана пара-другая стволов.

Особо не разгоняясь, Антон выводит машину со двора, замечает, как я пристегиваюсь, вжимаясь в кресло, и хмыкает:

— С такими ногами ты могла бы быть моделью.

На рефлексах кладу ладони на колени. Это не спасает, потому что шорты длиннее не становятся. Чисто психологически помогает почувствовать себя прикрытой.

— Ты вроде бы сказал, что у Радика глаза на заднице, — напоминаю я обидное оскорбление.

— Блондинки, — усмехается он, набирая скорость. — Это был комплимент, Рина.

— А… — Я захлопываю рот, сообразив, что перевернула его реплику с ног на голову. На самом деле, я ему понравилась? И он посмеялся над тем, что Радик слепой, не разглядел моей привлекательности?

Боже…

— У одного моего приятеля сегодня пенная вечеринка. Мы с Инессой рассчитывали оттянуться. Ну знаешь, как это бывает: танцы, бухло, секс. Все по-взрослому. Хотя, — лыбится он, — откуда тебе знать?

К коварному прищуру его глаз не хватает только пары фингалов. Он высмеивает меня за скромность, гордясь своей испорченностью. Но делает это так естественно, что без затруднений подменяет понятия даже в моей голове.

— Я не претендую на место твоей Инессы. Езжайте с ней, куда хотите.

— Без кольца эта вечеринка превратится в мексиканские страсти. Ненавижу вынос мозга.

— Я помню. Поразительно, что со своей системой условий ты остановил выбор на истеричке.

— Снова показываешь свои острые молочные зубки? У меня часто меняется настроение, Рина. Делай выводы.

Выводы насчет тебя я уже давно сделала, и лучше их не произносить вслух.

Выехав из поселка, Громов зажигает дальний свет, и теперь его ничто не тормозит разогнаться по максимуму. Понятия не имею, какой предел у «Бугатти», но стрелка спидометра меня пугает до чертиков. Я во все глаза таращусь вперед — туда, где вибрирующая насекомыми тьма прорезается ослепляющими фарами. А Антон тем временем невозмутимо отвлекается на переключение музыки. Он почти не смотрит на дорогу. С головой погружается в звуки, выбирая подходящую под его настроение волну. Его крепкая рука с набухшими венами, как признаком силы, и дорогими часами, напоминающими о его величии, лениво лежит на рулевом колесе. Слишком спокойно и беззаботно. Ни за что не подумаешь, что эти руки по локоть в крови.