Три дня
Шрифт:
– Ну что, черепаха, приползла? Поехали быстрее, у меня времени мало.
Почему я злюсь на Бориса? Он мне никто! Нет, конечно, он не может быть чужим потому как у нас с ним общий ребёнок. Но его жизнь меня совершенно не касается. Я даже не знаю, где он живёт. Понятия не имею, с кем, как… Не знаю о его проблемах, да и знать не хочу, своих полно. Не знаю о его работе, не знаю, чем он занят. Мне это неинтересно. Знаю, что он несколько лет назад начал писать музыку. Он даже как-то предлагал послушать
Борис вернулся на кухню.
– Так ты только со своими бабами разговариваешь? С сыном говорил, я спрашиваю?
Нужно спокойнее. Слишком нервно я. Что мне до его баб? Я развелась с ним 15 лет назад!
– Говорил.
Он всегда немногословен. Молчун. Чурбан бесчувственный. Я никогда не знала, о чем он думает. Как он думает. Думает ли вообще! Он слишком поверхностен. У него нет настоящих чувств. На вид он всегда спокоен. Но это не спокойствие. Это равнодушие. Равнодушие ко всему.
– И что?
– Всё нормально.
Нет. Не бесчувственен. Он похотлив. Он таскается за каждой юбкой. Даже когда я была его женой, я ею не была. Он всегда был чей-то, но не мой. Бабник! Он добился того, чего и хотел. Он живет, как ему нравится.
– Что «нормально»? Нет, я так не могу! Не зря я от тебя ушла! Сухарь! Сухарь, бездарь и эгоист!
Что я кричу? Зачем? Ревность? Но я его не люблю. Наверное, и не любила никогда. Почему меня так выворачивает, когда я представляю его с другими?
Борис развернулся и молча ушёл. Как всегда. Молча. Всё молча. Ну и пусть идёт. Он, по сути, неплохой отец, и никогда не настраивал Олега против меня. Наоборот. За это, да… можно и спасибо сказать. Бабник! Я положила поджаренную кружочками картошку на тарелку и понесла сыну в комнату. Вот привык он- есть в комнате, не ест на кухне.
– Папа ушёл что ль уже?
– Угу… Спасибо.
– Олег… а ты сильно с Лерочкой-то поругался? Может, мне позвонить ей?
– Мам! Только вот, пожалуйста, не нужно звонить… Прошу тебя.
– Ну хорошо… Так что случилось-то?
– Не знаю, мам. Расстались – и всё. Так получилось.
Я вздохнула. Только начала радоваться, что у сына всё нормально, и на тебе. Зазвонил телефон.
– Тань, привет. Видела, Борис из подъезда выходил. В гости к тебе теперь ходит? Глядишь, опять сойдётесь.
Подруга. Соседка. Тёзка.
– Да нет, Тань. Олег с Лерой поругался. Пришёл утром, говорит, насовсем… Боря говорить с ним приезжал.
Не переживай, Танюш. Дело молодое. Вон как вы с Борькой по молодости-то ругались. А всё равно при тебе был.
– Ага… Пока я на развод не подала.
– Ну так это ж ты! Твое и было последнее решение… А где сейчас Боря живёт? Есть у него кто?
– Ну, так и у Леры может быть последнее решение. Я ж не знаю ничего, что там у них… А что тебе так Борька интересен стал?
– Боря? Интересен? Да нет. Просто читала о нем в «Беседе», музыку, говорят, хорошую пишет.
– Не знаю, я не слышала. А что о нём и в журналах уже пишут?
– Я ж тебе говорю, в «Беседе» случайно наткнулась на заметку о нём… Может, он известным станет композитором, Тань? Где послушать можно? В интернете не нашла.
– Ну, станет и станет! Мне-то что от этого?..
Разговор начал раздражать. В молодости, когда мы ещё были подростками, Боря сначала ухаживал за ней. Что за интерес такой к моему мужу?
– Тань, прости, мне некогда сейчас говорить. Давай потом, а?
Положив трубку, я прикрыла дверь на кухню и набрала номер Леры.
Как же этот Боря долго едет. Варёный мужик. Всё степенно, всё молча, всё неторопливо. Впрочем, мне это нравилось. Несуетно. Спокойно. Но сегодня раздражало. Я уже собралась, накрасилась, а его всё нет. Позвонить? Вообще-то торопиться некуда, просто собралась уже. Сижу как «привязанная»: ни делами заняться, ни лечь отдыхать. Сиди и жди его, как дура. Я взяла телефон. Ну это просто перебор уже с его стороны!
– Борь! Ну ты совсем, чтоль охренел? С Африки едешь?
– Выходи, Наташ, я внизу.
Уф! Ладно. Всё нормально, не спешу ведь. Сколько его знаю – всегда так. А знаю его уже года два как. Вообще Борьку я люблю. Я это знаю. Знаю, и что он меня любит. Но я привыкла быть одна. Мне достаточно его два-три раза в неделю. Даже когда он изредка остаётся у меня ночевать, я напрягаюсь. Сильно напрягаюсь. Я привыкла быть одна, заботиться сама о себе. Раньше была дочка, но сейчас она уже третий год учится в институте, в столице, и я одна. И мне хорошо одной. Подкрасив губы, я пошла к лифту.
Борька стоял у машины и курил. Улыбался. Ему идёт курить. Он красиво курит. Вообще он прикольный. Высокий, моложавый, худой. Всегда моден. Борька. Эх, Борька!
– Ну что, черепаха, приползла? Поехали быстрее, у меня времени мало!
– Куда едем-то?
– Продуктов нужно море купить, завтра Марьянка приезжает, буду готовить.
– А я думал, ты на дачу ко мне приедешь с ночёвкой… Шашлычков там накоптим…
– Не, Борь, я с дочкой… она всего на неделю.
– А с ней, может? Может, заеду завтра за вами, отвезу на дачу… Смотри, какая погода.
– Не, ты чё? Я ей даже не говорила о тебе… Ты чё… нееее.
– Не говорила даже? То есть, меня нет в твоей жизни?
– Ну… для неё нет… А так-то, Боречка, есть, конечно.
– Куда поедем-то, в какой магазин лучше?
Я назвала магазин и задумчиво уставилась в окно. Может, правда нужно сказать Марьянке о Боре? Что я как маленькая?
– Наташ!
– У?
– Выходи за меня замуж…
– Ну вот… ты опять… Ну зачем это нужно? Зачем этот штамп в паспорте? Что он даёт?