Три доллара и шесть нулей
Шрифт:
Струге рассмеялся:
– Помнишь, НАТО долбило Югославию да делило территорию – куда англичане входят, куда немцы, а куда – американцы? А когда поделили да двинулись на распределенные зоны, неожиданно выяснилось, что в албанской Приштине уже русский десантный батальон. В то время, когда «натовцы» вешали на каски ветки и мазали рожи в боевую раскраску, наши уже катали по аэродрому девок на БТРах да жарили прямо на взлетной полосе, на решетках, праздничные чевапчичи. НАТО тогда сильно на Россию обиделась. Те миллиарды вбили, чтобы в Югославию войти, а русские лишь на солярку от Македонии до Приштины потратились...
–
– А наш Валька Хорошев как раз и был заместителем того батальона. Он, когда рассказывал мне об этом, упоминал, как они дуру на всем пути гнали. Пока по Сербии ехали, российские флаги вверх ногами держали. Мол, свои, чтобы лишних восторгов не было. А когда в Приштину зашли, на албанскую территорию, флаги правильно повесили. Пока то да се, они на аэродром въехали. А о флагах потом вообще позабыли. Не до них было. Обратно ехали – кто с российским флагом едет, кто с сербским... – Вадим услышал, как Струге, выдерживая паузу, что-то пьет. – Мэрия наша, а флаг – сербский. Вот поэтому я и обратил внимание...
– Кроме тебя, еще кое-кто обратил на это внимание, на свою беду. – На этот раз Пащенко не шутил и веселый настрой друга поддерживать не собирался. – Но не из местных. Сейчас он мерзнет в городском морге. Проветриться не желаешь? Или жена будет против?
– Ее нет. – Допив нарзан, судья поставил бокал на столик. – Может, Рольфа с собой взять?..
– Да пошел он к черту, твой Рольф!! Сволочь, вымазал мне слюной весь пиджак!..
– А я тебе говорил – выставляй колено вперед, когда он тебе на грудь от радости прыгает! Ладно, через полчаса в грузинском кафе?
Струге постарался побыстрее переодеться и выйти из дома. Пащенко все равно, у него жены нет, а раз так, нет и тех проблем, которые всегда возникают у нормального мужика, когда ему в голову приходит поиграть в футбол или выпить в баре с другом кружку пива. Антон был игроком на поле, но являлся судьей по статусу, и последнее заставляло его быть осторожным в выборе поступков и реализации желаний. Встречаться с кем-то на улице и при этом пить с ним пиво, пусть даже этот «кто-то» – прокурор, небезопасно для реноме судьи. Однако грузинское кафе, хозяин которого до сих пор находился в неоплатном долгу перед Вадимом, – это было нечто вроде надежной явки, где можно не озираться по сторонам.
Это уютное заведение, где в распоряжение Пащенко и Струге всегда предоставлялся отдельный кабинет, было расположено на перекрестке двух улиц, не имеющих сообщения с центральными магистралями города. Зная репутацию кафе как места, в котором любят перекусить менты, налоговые полицейские и «остальные, пожелавшие остаться неизвестными», к коим относились и Антон с Пащенко, в него никогда не приходили яйцеголовые граждане с предложением выстроить то, чего у кафе всегда хватало с избытком – «крышу».
Пащенко пришел тяжелый, словно слон, потерявший надежду найти воду после долгого перехода. Зная о том, что в пятистах километрах есть река, слоны, теряя последние силы, движутся туда, сжигая топливо до последней капли. А когда приходят к реке, то видят, что она пересохла. Точно такое же впечатление о себе принес Пащенко. Завидев Антона, он вяло махнул ему рукой, подошел к барной стойке, купил пачку сигарет и только потом оказался рядом с Антоном. Спрашивать, что случилось, судья не стал. Если Пащенко до сих пор, уже прикурив сигарету, ничего не сказал, значит, так нужно.
Несмотря на постоянно бравый, безукоризненный внешний вид, сегодня Вадим был слегка помят и даже несколько растерян. Такое с прокурором происходило лишь тогда, когда происходило нечто, что было выше его понимания.
– У меня через три дня отпуск, – как бы невзначай бросил Струге. – Знаешь, на Белом озере сейчас карась пошел такой крупный... Я уже удочку присмотрел. Неужели они, удочки, действительно так хороши, что за них три тысячи просят?
Удар был рассчитан наверняка, ибо Струге знал точно – Пащенко знает все виды удилищ и воблеров наизусть. То время, которое у прокурора оставалось после работы и общения с судьей, а при таком раскладе его оставалось совсем мало, он тратил на рыбу. Причем не на минтая или семгу, которую гораздо выгоднее было бы, не выезжая за пределы города, приобрести в ближайшем супермаркете, а на пустяковых, но живых карасей, язей и окуней. Однако на этот раз стрела, пущенная наверняка, сбилась с курса и исчезла из поля зрения.
– Я так плох? – полюбопытствовал Вадим.
– Ну, не так, чтобы говорить об этом безапелляционно, – возразил Антон. – Но уединение тебе бы не помешало. Хочешь, съездим? Я уговорю Сашу, она расстегнет на мне наручники, и мы заночуем на Белом. А одиночество тебе, на мой взгляд, на самом деле не помешало бы. Мы расплывемся на разные концы озера и уединимся лишь за тройной ухой поближе к вечеру. Так как?
Прокурор пожевал губами и рассеянно, то есть мимо пепельницы, стряхнул пепел. Однако этого он, казалось, даже не заметил.
– Уединение нужно искать не на природе, а в больших городах. Там до тебя никому нет дела. За два часа пребывания в деревне к тебе подойдут минимум трое и справятся, к кому ты приехал. И выглядеть это будет столь же навязчиво, как и домогательство мошкары на озере. Я хочу в Москву, однако последние события говорят о том, что в ближайшее время я там не окажусь ни в качестве работника, ни в качестве туриста.
Струге поморщился и растер лицо руками. В Москву он не хотел, однако хорошо понимал Пащенко. Точнее, он хорошо понимал, что такое усталость, уничтожающая все желания и оставляющая человека на пороге полного безразличия. Пащенко не хочет на рыбалку, не хочет и в деревню. Не желает оставаться в городе и при этом уверен, что никогда не окажется там, куда хочет попасть. Невыветриваемая усталость, переходящая в безнадегу...
– Что произошло, прокурор?
Махнув бармену, чтобы тот принес пару пива, Пащенко опять вооружился сигаретой и поведал странную историю. Сегодня утром в гостинице «Альбатрос» случилось небольшое событие, которого ранее в данном учреждении соцкультбыта не происходило. Немецкий гражданин, приехавший в Тернов подписывать контракт на организацию в городе сети ресторанов быстрого питания, был обнаружен в одном из гостиничных номеров мертвым. Все признаки указывали на то, что гражданин из Потсдама умирать по собственному желанию в ближайшее время не собирался. Он прибыл в Тернов поездом из столицы, куда, в свою очередь, прилетел из Берлина. С собой у него был большой чемодан со сменой вещей, указывающих на намерение задержаться в России минимум на месяц.