Три доллара и шесть нулей
Шрифт:
Полетаев быстро объяснил Виктору Игнатьевичу, в чем смысл его прихода, и попросил его стать гарантом того, что швед ведет дела честно. Тот, понятно, не отказал. Особенно после того, как Николай Иванович шепнул ему сумму комиссионных.
На некоторое время, пока Полетаев с управляющим спускались к ячейкам и вынимали из хранилища картину, Ларссон решил не бить баклуши. Серьезные дела требуют серьезного отношения к работе. Он вынул из сумки ноутбук, вошел в связь и приготовился к дальнейшим манипуляциям. Вскоре вернулись и те двое.
Вынув из той же сумки какие-то химические
– Итак?
Издав этот звук, Полетаев присел рядом, стараясь находиться на одинаковом расстоянии от картины и волшебного компьютера шведа, могущего творить невозможное. Этой пластиковой коробкой, похожей на словарь Ожегова, господин из Стокгольма мог сделать Николая Ивановича богаче на три миллиона долларов, а мог... А мог и не сделать. Но в противном случае ему до Скандинавии уже не доехать. Надо думать, это понимает и он. Однако все волнения Николая Ивановича стали излишни, едва швед начал говорить...
– Мой компьютер подсоединен к сети, поэтому я ввожу пароль из девяти цифр и вхожу в свой банковский счет. Если ваш знакомый на самом деле управляющий банком, то он подтвердит как подлинность моих действий, так и полноту их полномочий.
Полетаев скосил взгляд на Орехова и увидел поощряющий кивок головы.
– Счет не именной. Он временен, рабочий, поэтому на нем ровно три миллиона долларов. Ровно столько, чтобы я смог выполнить условия нашей сделки. Теперь, Николай Иванович, я сейчас отойду к окну и закурю, а вы в это время введете в терминал свой новый пароль для входа в данные счета. После этого я назову вам второй пароль, для операций с суммами. Воспользовавшись им, вы переведете сумму на известный одному вам пароль. Если вы попадете на чужой счет, компьютер тотчас даст вам об этом знать. Тогда просто введите другие девять цифр.
– Лихо! – Полетаев откинулся на спинку офисного кресла. – Этот пароль нетрудно подобрать вручную!
– Коля... – шепнул за спиной Орех. – Это один миллиард комбинаций. На подбор уйдут годы... Такая практика существует, когда люди не хотят «светить» счета свои и узнавать чужие. Переброс сумм с одного невесомого счета на другой – та же офшорная операция, только в банковской системе. Что это за сделку ты затеял? Ко мне завтра люди в погонах не придут?
Полетаев махнул рукой – «не стоит беспокоиться». И перестал беспокоиться сам. Не верить Ореху – это не верить себе.
Однако дал знак Виктору Игнатьевичу, чтобы тот отвернулся.
Когда управляющий и Ларссон разошлись по разным углам кабинета, Николай Иванович почувствовал, как у него вспотели ладони. Он сидел и не отрываясь смотрел на цифры, светящиеся в одном из окон монитора компьютера...
«$ 3.000.000,00»...
От этого можно было сойти с ума...
– Николай Иванович, мне пора покидать ваш город... – не отворачиваясь от окна, проговорил швед.
Девять цифр подряд запомнить было легко. Последние две цифры года рождения Ореха, своего года рождения, года рождения отца-алкоголика и номер квартиры Верки Молочаевой, полюбовницы... Горящие на экране девять звездочек – первое, что пришло в голову, а забыть невозможно.
Вторую комбинацию он подобрал по тому же принципу.
Орех подошел, проверил и качнул головой. Ему в ответ Полетаев едва заметно подмигнул – «комиссионные ждать не заставят»...
– Хочу напомнить, Николай Иванович, что я под постоянным наблюдением, поэтому сразу, едва мы выйдем из банка, мы разойдемся в разные стороны, чтобы никогда не встретиться...
Рожу этого скандинавского красавца, хорошо разговаривающего на русском, Николаю Ивановичу и самому не хотелось больше видеть. Сегодня он сделал то, о чем мечтал долгие годы. Один скачок, определяющий правила поведения в дальнейшей жизни. И этот скачок сделан...
Противостояние длилось около часа. Если бы в прокурорской машине на заднем сиденье сидел кто-то невидимый третий, то, к своему великому удивлению, он обнаружил бы для себя факт того, что за все это время двое мужчин обменялись от силы десятком фраз. Скорее они изнывали от тоски, чем мучились ожиданием. Струге вдруг заговорил о надоедливой жаре и едком смоге, окутавшем город под вечер, а Пащенко согласился, добавив, что лето началось, а случая окунуться в Терновку до сих пор не представилось. Потом прокурор вдруг опомнился, а это случилось через четверть часа, и сообщил, что вчера пришло назначение о его повышении и уже через три дня он займет кресло заместителя областного прокурора.
– Да ты что? – равнодушно отозвался судья. – Это хорошо. Мы с Сашей ждем приглашения в гости на торжественный вечер.
Ни больше ни меньше. Пара реплик, после которых опять четверть часа молчания.
– А у меня две недели назад случай был, – за пять минут до того, как на крыльце банка показался Полетаев и джинсовый, заговорил Струге. – Я подсудимого спрашиваю: «Доктор, правда, что это вы избили свою тещу?» А он отвечает: «Неправда, я не доктор».
– Смешно, – согласился прокурор.
Он сейчас со всем был согласен.
– Но как же он не доктор? – рассеянно заметил Антон. – Я сам его послужной список читал. Он доктор исторических наук...
Эти пять минут прошли.
Стеклянные двери банка «Империя» распахнулись, и на крыльце показались двое. Те самые, в ожидании которых томились около двадцати самых несхожих по устремлениям людей.
– Эйхель кому-то звонит по телефону, – заметил Антон не без удивления. – Кажется, сейчас не самый лучший момент для того, чтобы отвлекаться на телефон. Или опер не видит того, что видим мы?
Пащенко усмехнулся и полез в карман.
– И мне кто-то звонит! Бьюсь об заклад, что это Сашка Пермяков. Тревожить мой телефон в такие минуты может только он.
– Может, погодишь с разговором? Тут пока одного абонента хватит. – Судья кивнул в сторону Эйхеля.
Пащенко секунду думал, а потом все-таки вошел в связь.
Удивившись тому, что друг приложил трубку к уху и ведет себя как рыба, выброшенная на лед, Струге бросил в его сторону тревожный взгляд.
Пащенко действительно напоминал рыбу. Но не молчанием, а мертвенной белизной и шевелящейся нижней челюстью.