Три года октября
Шрифт:
– А потом?
– Потом? Суп с котом! Ну, Алексей, мокрота в бронхах! Их посадят на долгие годы. Душа Краснова упокоится, а мы окончательно примем решение открыть наше частное детективное агентство и будем в шоколаде.
– Вам их не жалко?
– А почему мне должно быть их жалко?! – всё сильнее заводился Безбородов. – Им ведь не жалко было убиенного. Каждый должен отвечать за свои поступки.
– На данный момент у нас есть только подозрение. И я бы хотел остановиться на этом.
– «Ты какой-то странный, Билли». Весь день сам не свой. Не хочешь ничего мне рассказать?
Мне не хотелось. Единственное, что я хотел – это взять долгосрочный отпуск и провести его со своей дочерью. Отправиться на море, побывать в цирке, приготовить попкорн и смотреть
– Рассказать не хочу. Хочу попросить кое о чем.
– Валяй, – как-то быстро произнес он, а в глазах его уже блестело понимание.
– Давайте забудем обо всем и закончим наше неофициальное расследование на этом.
Безбородов долго не отводил от меня глаз, а морщинки под нижними веками становились все глубже. Я боялся, что он задаст неприятный для меня вопрос и не знал, как на него реагировать. Но он этого не сделал. По его лицу было понятно, что он обо всем догадался. И я был безмерно благодарен за его молчание.
Я развернулся в кресле к нему спиной и приступил снова к бумажной работе. Безбородов поднялся с койки, похлопав меня по плечу.
– Что-то я проголодался. Пойду поем. Когда вернусь, подменю тебя.
– Я не устал.
– Устал-устал. Ты ведь работаешь с раннего утра. Тебе положен по закону отгул.
Он вышел из кабинета, заперев за собой дверь. Я же продолжал заполнять журналы, сильно сжимая стержень ручки. Мысли мои все еще путались в голове, а за окном моросил монотонный дождь.
9.
Воспользовавшись советом, я отправился домой пораньше. Уже поднимаясь вверх по лестнице в свою квартиру, я столкнулся с Людмилой Крапивиной – управдомом. Это была необъятных форм женщина лет пятидесяти, которая отличалась скверным характером и избытком инициативы. Раз в месяц она обязательно что-то да придумывала на «благо» всех жителей квартирного дома. То она собирала деньги на уличное освещение, после установки которого, многие не могли заснуть ночью из-за неправильно выставленного света. То предлагала расширить детскую площадку, путем сокращения земли, выделенной под огороды, мотивируя их ненадобность из-за слишком короткого теплого периода в местных широтах. То предлагала установить домофон, дабы уберечь домашние цветы в горшках, украшающих лестничные пролеты, от недоброжелателей извне. Конечно, у нее были и более удачные предложения, но их перечислять я не стану. Хватить и упоминания их существования.
– Добрый день, – поздоровался я первым, продолжая подниматься наверх.
Женщина и не думала уступать мне дорогу. Я пытался обойти ее, но тщетно.
– Алексей Дмитриевич, – заговорила она комендантским голосом. – Напомните мне, сколько вы уже живете в нашем доме?
– Год, а что?
– За этот год, сколько раз вы убирались на этажах? Можете даже не отвечать. На стене у самых дверей стоит список с именами тех, кто делал уборку с начала этого года. Также у меня хранятся все списки за последние пять лет. Вашего имени ни в одном нет.
– Я работаю допоздна, а выходные уезжаю на свидания с дочерью. Когда мне, по-вашему, заниматься уборкой?
– Все мы работаем допоздна и у всех есть дети, – непоколебимо заявила она. – Но только у вас нет времени на влажную уборку. Или вам нравится жить в свинарнике?
Я устало вздохнул и поглядел на часы. Пяти еще не было. Каких-то других важных дел у меня не было. Да и голову нужно было чем-то занять. Так почему бы и не уборкой?
– Хорошо. Я прямо сейчас эти займусь. Только переоденусь.
Крапивина, довольная собой, кивнула, после чего позволила мне пройти.
Переодевшись и перекусив бутербродами с докторской колбасой, я, как и обещал, вышел в коридор, вооружившись ведром с водой и шваброй. Чтобы не забыть (а в моем рассеянном состоянии это было вполне реально) я изначально записал на листе у входа свое имя и номер квартиры, после чего принялся за работу.
Мне удалось навести порядок на двух этажах, прежде чем я, спускаясь спиной вперед и натирая шваброй ступеньки, почувствовал чье-то приближение сзади. Решив, что это кто-то из моих соседей, я прекратил махать рабочим инструментом и сделал шаг в сторону, желая пропустить поднимающегося наверх человека. Прежде чем я успел повернуть голову и разглядеть нападавшего, в мой затылок прилетел сильный удар, от которого я повалился на пол, ударившись в придачу и лицом. К моему везению, ударивший исподтишка не обладал поставленным ударом, к тому же изначально я находился выше него. Я уже хотел было подняться, когда в меня прилетел очередной удар. На этот раз пострадало левое ухо, потому как удар прошел по касательной. Чувствуя, как кровь с затылка стекает по шее и заходит за ключицу, я понял, что это не проделки шутника. Да, изначально я решил, что это чья-то глупая шутка. Оттолкнувшись ладонями о ступеньки, я резко отпрянул назад. И как раз вовремя, потому как очередной удар уже был готов нанести мне урон по уже настрадавшейся голове. Противник со всего маху ударил руку о лестницу и если бы не кастет, защитивший костяшки пальцев, дело бы закичилось многочисленными переломами. А ведь мелкие кости, ох, как долго и болезненно срастаются. Агрессор взвыл от досады и боли. Теперь я мог видеть его лицо – залитое багрянцем до самых ушей, с вздувшимися венами на лбу и выпученными от возбуждения глазами.
Это был Иван Подкорытов. Что было вовсе не удивительно, потому как я ждал подобных действий с его стороны, правда, не был готов к ним сегодня. Да и не факт, что был бы готов когда-либо.
Теперь же, придя в себя, я был полностью настроен к обороне и контратаке. Иван попытался ткнуть меня ногой, но я её схватил, вывернул и оттолкнул от себя. Этого оказалось достаточно, чтобы «зверёныш» потерял равновесие и покатился вниз по лестнице. Ему повезло, что пролет оказался не большим. А мне повезло, что кастет слетел с его руки и где-то затерялся. Я не был в состоянии аффекта, наоборот – прекрасно осознавал происходящее. Я мог попытаться поговорит с ним и призвать к благоразумию. Но я этого не сделал. Вся злость, накопившаяся во мне за последние дни, нашла объект разрядки в лице худосочного мальчишки, уверовавшего в свою безнаказанность. Спускаясь вниз и хватая его за грудки, я думал о том, что совершаю правильный поступок, потому как хулигану необходимо было преподать жесткий урок. Я изо всех сил вдавил его в стену, затем ударил его под дых. Он, кричавший что-то нечленораздельное, тут же смолк, а остатки слов вырвались из его рта сиплым выдохом. Потянув его на себя, я вновь припечатал его к стенке и в этот раз ударил прямо по носу. Брызнула кровь, а его глаза закатились. Отхлестав его по щекам и убедившись, что сознание к нему вернулось, я нанес очередной удар.
В этот момент раздался крик и требования прекратить драку. Я узнал голос Федора Пахомова, но не остановился, потому как был занят важным делом – вправлением мозгов дурному подростку. Начали собираться люди, их становилось больше. Вскоре нас начали разнимать. Я, на первых парах сопротивлялся, но когда Пахомов принялся умолять меня остановиться, я сдался и отпустил мальца. Тот сполз по стенке вниз, держась за разбитое лицо ладонями. Кто-то попросил вызвать «Скорую» и участкового.
Я, тяжело дыша, отошел в сторону. Разум оставался по-прежнему ясным. И это было прекрасно, ведь никаких мыслей в моей голове в тот момент не было. Пахомов, положив свою руку мне на плечо, спросил, как я себя чувствую. Я не ответил, но про себя подумал, что раны от нанесенных ударов начали пульсировать болью и отдавать жаром. Прикоснувшись к затылку, я непроизвольно взвыл от боли. Подушечки пальцев были испачканы в крови.
– Только не прикасайся к уху, – предупредил меня Пахомов. Видимо оно выглядело куда плачевнее моего затылка. Я послушался совета. Затем, неторопливо, присел на нижнюю ступеньку и оставался сидеть так до самого приезда Кузнецова и кареты скорой помощи.
Медики разделились, принявшись оказывать первую помощь нам обоим. И хотя крови на лице Подкорытова было больше, именно моё состояние вызвало у них опасение. Меня немного подташнивало и звенело в ушах – первые признаки сотрясения. Правда, провалов в памяти я за собой не замечал.