Три года октября
Шрифт:
Уже прощаясь, я все же решил сдержать обещание и поговорить с бывшей о питомце для Леры, когда дочь меня опередила.
– Папулечка, я подумала и решила, что не хочу собаку. Спать я люблю больше, чем гулять под дождём.
Я улыбнулся в ответ, хотя и расстроился. Ведь я уже представлял себе, как мы с ней поедем на птичий рынок или зоомагазин и прекрасно проведем время.
Они уехали. Дочь помахала мне рукой с заднего сиденья. Я же, отправился в одиночестве в сторону вокзала. Впереди меня ждал долгий ночной путь обратно в Старые Вязы.
2.
Прежде чем я перейду к событию, которое произошло
Безбородов с утра выглядел неважно. Нос у него был красным, глаза слезились, кашель разрывал его легкие. На моё предложение отправиться наверх и купить себе что-то противовирусное, он отказался. Но, чтобы не заразить меня, он старался держаться подальше и носил марлевую повязку и резиновые перчатки.
В прозекторской у нас находились два покойника. Один местный житель, которого я не знал по той причине, что большую часть последних лет он редко выходил из дома, а последний месяц жизни находился на стационарном лечении в отделении хирургии с онкологией. Второй покойник был из Малых Берез и при жизни являлся заядлым курильщиком. Как результат – рак легких. Оба были примерно того же возраста. Вес был одинаковым из-за болезни. Другими словами: я бы не знал, кто есть кто, если бы не сопроводительные листы с заключениями их лечащих врачей. Безбородов же знал обоих. И именно он занимался подготовкой тел для выдачи родственникам. Но, как назло, болезнь скосила его в тот день и во второй половине дня, сдавшись на милость гриппу, он отправился в аптеку, а затем, открыв больничный у главврача, был выслан домой на лечение.
Один на всё патологоанатомическое отделение я не остался. А все потому, что вот уже как полгода у нас был новый санитар, взамен покойному Краснову. Это был местный парень двадцати двух лет отроду, звали которого Остап. Фамилия Остапенко. При первом нашем знакомстве, я решил, что родители парня интеллигентные люди, знакомые с творчеством Ильфа и Петрова, а узнав фамилию, осознал другое – у них просто слаборазвитая фантазия. Мальчишка был высоким и крепким, хотя и неуклюжим. Первых качеств вполне хватало помогать нам с поднятием тел на секционные столы или же на каталку. А еще он неплохо драил полы, дезинфицировал помещения и быстро привык к виду крови и человеческим внутренностям. Так что на его недостатки мы старались не обращать внимание.
Я сидел за столом в прозекторской у микроскопа, занимаясь фиксацией образца ткани для гистологического исследования. Остап в это время за моей спиной, занимался уборкой. В какой-то момент я услышал грохот за спиной, словно что-то упало. Я сделал ему замечание, не отрываясь от микроскопа. В ответ услышал извинения и обещание все вернуть на места. Закончив убираться, он оповестил меня об этом и отправился на обед. Так как я был полностью погружен в работу, я, сам не осознавая, произнес что-то одобрительное и отпустил его.
Я не успел закончить гистологический анализ, когда двери прозекторской открылись и в зал кто-то вошел. Как правило, посторонние не входили, а стучали в дверь, потому как боялись увидеть нечто – по их меркам – ужасное. Не стучали перед входом только врачи. Поэтому, когда за моей спиной раздался незнакомый голос, я, признаться, даже вздрогнул.
– Ах, вот куда музей советов переехал.
У дверей прозекторской стоял мужчина лет сорока. Короткая шея, короткая стрижка, кривой нос, пухлые губы. Он щедро оросил презрением каждую стену, каждый уголок, каждый предмет в зале. Щепотка досталась и мне. Казалось, что он вот-вот достанет телефон из кармана своего кашемирового пальто и начнет его вертеть как спиннер.
– Вам кого?
– Ты тут главный?
– Если вы про отделение, тогда могу ответить на ваш вопрос утвердительно, – ответил я, стараясь скрыть свою неприязнь. – Если же вас интересует все учреждение, тогда вам нужен главврач.
Он подошел ко мне вплотную, нарушая личное пространство. Я смог почувствовать не только аромат его одеколона, но и запах изо рта. Явно у него на обед были сельдь с луком. Ну, и без ста грамм не обошлось.
– Нет, у главного я уже был. Мне дали паспорт моего деда и сказали, что здесь я смогу получить справку для похорон.
– Вас не ввели в заблуждение. Вы принесли с собой одежду, в которую мы сможем переодеть пациента?
– Пациента? Он что, жив? – Иронии его голосе не было. Скорее разочарование.
– Нет. Для нас все они пациенты. И живые и мертвые.
– Ага. Внятно-понятно. А зачем одежда?
– Как зачем? Чтобы в ней похоронить вашего родственника.
– К вам он голым поступил? – все с той же серьезностью спросил человек, который сравнив наше место работы с пережитком прошлого, сам был представителем чуть менее поздних времен.
– Нет, не голым, – терпеливо начал объяснять я. – И все же, на лечение в стационар поступают люди в удобной спортивной одежде, которая совершенно не подходит для похорон.
– Логично. Когда тебе занести одежду?
Подобные ему личности всегда предпочитали в общении с незнакомыми людьми панибратство. Мне же подобный подход резал слух.
– А когда вы рассчитываете забрать тело?
– Сегодня.
– Тогда сегодня и несите. Можете уже сейчас отправляться за одеждой, я как раз за это время подготовлю справку и занесу записи в журнал о выдаче пациента. Но, перед этим не хотите взглянуть на покойного?
Мужчина непонимающе скривил рот, этим приведя в движение толстенные мышцы шеи.
– Зачем мне на него смотреть?
– Это необходимо сделать для того, чтобы потом не возникло претензий касательно нанесенного грима. Вдруг вам захочется внести правки. Это лучше сделать до того, как пациент покинет стены патологоанатомического отделения.
– Не важно. Просто подготовь документы. Когда я вернусь, пусть они будут готовы.
Развернувшись, он направился к выходу.
Вернулся он через час, бросив на кушетку пакет с одеждой. Я старался говорить сухо и только в тех случаях, когда это было необходимо. Человек мне не нравился, и я решил ускорить процесс нашего с ним контакта. Вручив ему документы, я с неохотой сообщил ему об услугах нашего морга. К счастью, он сказал, что ему ничего от нас не надо, за исключением приодетого тела. А еще, что на улице ждал небольшой фургон, на котором он собирался перевозить покойного родственника.