Три грани круга
Шрифт:
— Малышка, выпей. Ты же слышала, что я сказала. Сильфиум на самом деле прекрасное средство от последствий после слияния, тем более после первого и такого удачного, — посоветовала мне мать.
— Не буду. Лучше объясни мне откуда ты его знаешь? — ткнула я пальцем в сторону Азария. — И не отнекивайся, что это не так.
— А если я скажу, что он был в моей триа? — спросила у меня Лилит.
— Ты поклялась никогда не заводить триа, после того случая.
Я напомнила матери ее же слова, которые она произнесла в кабинете, когда меня помещали в воспитательное учреждение для детей. Может быть, она этот момент и забыла, но я то хорошо помнила все слова, которые были сказаны Лилит начальнице учреждения.
— Или ты тогда солгала? — с горечью спросила у матери.
Она посмотрела на меня тяжелым взглядом. Видимо не решалась дать ответ, но потом все же победила свое сомнение:
— Нет, — ответила она. — У меня, действительно, никогда больше не было триа, — глухо произнесла Лилит.
— Тогда откуда ты его знаешь? — вырвалось у меня.
— По работе, — сухо ответил за мою мать Азарий. Он с вызовом смотрел на меня. По всей видимости, ожидая дальнейших вопросов, которые не замедлили появиться.
— По какой работе? Ты же занимаешься подрывом общественного порядка, — мужчина выпятил нижнюю губу, как бы говоря что ты еще скажешь? — У тебя нет никакой нормальной работы.
— Ну и что? Работа бывает разной, — усмехнулся Азарий.
Моя мать стояла и не перебивала мужчину. У меня закралось страшное подозрение, которое я не преминула озвучить.
— Не хочешь же ты сказать, что она, как и ты занимаешься одним и тем же? То есть готовите революцию? — я рассмеялась собственному предположению.
— А если и так? Что ты тогда сделаешь? Заявишь на нас в Службу Порядка? — спросила у меня Лилит, наблюдая со стороны за нашей с Азарием перепалкой.
Я обмерла, понимая, что только что получила ответ на свой вопрос, причем в полном объеме.
Азарий не просто связан с моей матерью, она такой же член революционной организации, как и он. И вряд ли она рядовой исполнитель, скорее уж одна из руководителей движения, зная ее характер по достижению целей. Я совершенно не удивлюсь тому, что моя мать возглавляет это движение.
Свои мысли я озвучила вслух, втайне ожидая, что их опровергнут. Но моим надеждам не суждено было скрыться. Моя мать, до этого времени стоявшая в дверях, прошла внутрь комнаты и устроилась на кресле, положив ногу на ногу. Ее вид был крайне серьезен и величав. Так могла сидеть только королева, подчиненные которой в любой момент готовы прийти ей на помощь. Это я поняла лишь по одному внешнему виду Лилит.
— Почему же в Службу Порядка? Это слишком мелко для меня. Я обращусь сразу в Службу Внутреннего Контроля.
Этой организацией пугали как взрослых, так и детей. Поскольку безопасники были суровыми ребятами и слов на ветер не бросали. Кроме того, они всегда действовали скрытно и только им известными методами, не гнушаясь при этом ничем. Это я уже поняла, правда, слишком поздно, лишь после того, как связалась с ними, попав в хорошо расставленные сети. Они всегда знали на что надавить и где сделать больно.
В этом они были мастера.
— Ты этого не сделаешь, — произнесла моя мать.
— Почему? — удивилась в ответ.
— Ты слишком ценишь межличностные связи. Для тебя это дорого. А с мужчинами у тебя возникла крепкая связь, — произнесла очевидное Лилит.
— Не ты ли посоветовала ее укрепить? — у меня стало понемногу все проясняться.
— А если и я? То что? Я для тебя старалась. Я не желаю, чтобы моя дочь страдала. Я для тебя желаю только счастья, — немного надменно произнесла моя мать.
— А у меня ты случайно не забыла спросить? — я едва себя сдерживала, чтобы не закричать.
Боль в теле потихоньку начала отпускать, замещаясь совершенной иной душевной.
Явного протеста на действия мужчин не возникло. Все прошло удачно. И я надеюсь на отличный результат. Так что все хорошо, — произнесла женщина, которую я знала как мою мать.
Я усмехнулась, давя в себе гнев. Все же тренинги с психологом не прошли даром. Я могла при желании себя контролировать.
— А ты совершенно не изменилась, — с горечью в голосе сказала я. Все мои надежды на примирение с матерью, на обретение ее любви канули в небытие. Для нее всегда оказывались общественные интересы важнее личных. И пусть она ко мне относилась очень хорошо, гораздо лучше чем другие матери относятся к своим детям, иной раз даже не видя их в глаза. Все равно это не прощало ее. Невозможно склеить то, что давно разбито вдребезги. Наши отношения невозможно починить, даже несчастный гвоздь не поможет, вспомнила я свое приобретение.
— О чем ты, дочка?
Я хотела было возмутиться подобным обращением к себе, сказав, что не дочь я ей, а всего лишь порождение ее чрева, но сдержалась. Почему-то не захотелось лишний раз культивировать в себе негативные эмоции. Мой внутренний покой и так был слишком разшатан, чтобы еще добавлять дополнительный дисбаланс в душевное состояние.
Вместо этого я произнесла совершенно другое.
— Для чего был нужен весь этот спектакль? Зачем я вам нужна? Почему вы меня ставите в известность? — мне хотелось выяснить скрытые мотивы всех участников действа.
— Я долго следила за тобой, — начала Лилит.
Что и требовалось доказать.
— И поняла одно. Ты закована в панцирь условностей, навязанных обществом, от которых пора избавляться, — продолжила женщина, которая считалась моей матерью.
— И поэтому ты решила меня от них избавить, — скривилась я. И тут мне закралась в голову одна мысль. Что-что, а соображала я всегда очень быстро, когда того требовала необходимость. — Уж не ты ли изначально повлияла на выбор триа?
Мне внезапно в голову пришла эта мысль, как будто третий глаз открылся. Сразу всплыли в голове все случайно оброненные слова.