Три гроба
Шрифт:
— Калиостро-стрит? — переспросил американец. — Где это? Я думал, что слышал все причудливые названия улиц, но такое…
— При обычных обстоятельствах вы бы его никогда не услышали, — сказал доктор Фелл. — Это один из переулков, на которые натыкаешься случайно, пытаясь сократить путь и неожиданно обнаруживая целый район, затерянный в центре Лондона… Калиостро-стрит не более чем в трех минутах ходьбы от дома Гримо. Это маленький тупик за Гилфорд-стрит, по другую сторону Расселл-сквер. Насколько я помню, там полно лавчонок, которые не поместились на Лэмс-Кондьюит-стрит, и несколько жилых домов… Братец Анри отправился туда после стрельбы в доме Гримо, побродил там немного и завершил свою работу.
Рэмпоул пробежал глазами статью.
«Тело убитого человека, найденного прошлой ночью на Калиостро-стрит, Западный округ, 1, было опознано. Это Пьер Флей, французский фокусник и иллюзионист. Хотя он уже несколько месяцев выступал в мюзик-холле на Коммершл-роуд, Восточный округ, две недели назад он снял комнату на Калиостро-стрит. Вчера вечером, около половины одиннадцатого, его обнаружили застреленным
Длина Калиостро-стрит всего двести ярдов, и она упирается в глухую кирпичную стену. Несколько магазинов в начале улицы были уже закрыты, но кое-где светились витрины, а тротуары перед ними были подметены. Однако ярдов через двадцать и на тротуаре, и на мостовой начинался нетронутый снег.
Мистер Джесс Шорт и мистер Р.Г. Блэкуин, приехавшие в Лондон из Бирмингема, направлялись в гости к другу, живущему в конце улицы. Они шли по правому тротуару, спиной к началу улицы. Мистер Блэкуин, повернувшись, чтобы посмотреть на номера домов, заметил человека, идущего позади на некотором расстоянии. Этот человек двигался медленно, нервно озираясь по сторонам, словно ожидал увидеть кого-то рядом. Он шел посередине улицы, но свет был тусклым, и кроме того, что это высокий мужчина в шляпе с опущенными полями, мистер Шорт и мистер Блэкуин больше ничего не могли разглядеть. В то же время констебль Генри Уизерс, патрулировавший Лэмс-Кондьюит-стрит, подошел к углу с Калиостро-стрит. Он увидел идущего по снегу мужчину, который оглянулся, но не заметил его. И через три или четыре секунды это произошло.
Мистер Шорт и мистер Блэкуин услышали позади крик — почти что визг. Потом послышался голос, четко произнесший слова: «Вторая пуля для тебя», за которыми последовали смех и приглушенный пистолетный выстрел. Когда они повернулись, человек, шедший сзади, пошатнулся, снова закричал и упал лицом вниз.
Они видели, что улица абсолютно пуста от начала до конца. Более того, мужчина шел посредине мостовой, и оба заявляют, что на снегу были только его следы. Это подтверждает констебль Уизерс, который прибежал от самого начала улицы. При свете витрины ювелирного магазина они видели жертву, лежащую лицом вниз, раскинув руки, и кровь, вытекающую из раны под левой лопаткой. Оружие — длинноствольный револьвер «кольт» 38-го калибра устаревшего образца, тридцатилетней давности, — валялось на снегу несколькими футами позади тела.
Несмотря на слова, которые они все слышали, и оружие, лежащее на некотором расстоянии, свидетели при виде пустой улицы решили, что мужчина застрелился. Они увидели, что он еще дышит, и отнесли его в приемную доктора М.Р. Дженкинса в конце улицы, покуда констебль убеждался в отсутствии следов убийцы. Жертва вскоре умерла, так и не заговорив.
Далее последовали удивительные открытия. Пальто незнакомца возле раны было обожжено и почернело. Это доказывало, что оружие, очевидно, было прижато к спине или находилось всего в нескольких дюймах от нее. Но доктор Дженкинс высказал мнение, впоследствии подтвержденное полицией, что самоубийство исключается. По его словам, ни один человек не мог выстрелить себе в спину под таким углом, особенно из длинноствольного оружия. Это было убийство, но абсолютно невероятное. Если человека застрелили с некоторого расстояния из окна или двери, отсутствие убийцы или даже следов ног не означало бы ничего. Но его убил тот, кто стоял рядом, говорил с ним и исчез.
Никаких документов и предметов, позволяющих идентифицировать убитого, при нем не обнаружили. Никто его не опознал. После некоторой задержки тело отправили в морг…»
— А как же полисмен, которого Хэдли отправил за Флеем? — спросил Рэмпоул. — Разве он не мог опознать его?
— Он потом его и опознал, — ответил доктор Фелл. — Но когда полисмен добрался туда, вся суматоха уже подошла к концу. Хэдли говорит, что он наткнулся на констебля Уизерса, когда тот опрашивал живущих на Калиостро-стрит, и сообразил, что к чему. А человек, которого Хэдли послал в мюзик-холл на поиски Флея, сообщил по телефону, что его там нет. Флей предупредил администратора театра, что этим вечером не намерен выступать, и удалился с каким-то загадочным замечанием… Хозяина дома, где Флей снимал комнату, доставили в морг для опознания, а чтобы исключить ошибку, попросили приехать кого-нибудь из мюзик-холла. Ирландец с итальянской фамилией, который тоже значился в вечерней программе, но не смог выступать из-за какой-то травмы, вызвался приехать и подтвердил, что это Флей. Итак, Флей мертв, а мы угодили в еще большую неразбериху.
— А эта статья правдива? — допытывался Рэмпоул.
Ему ответил Хэдли, чей звонок прозвучал весьма воинственно. Он размахивал портфелем, как томагавком, и облегчил душу, прежде чем притронулся к бекону и минам.
— Достаточно правдива, — мрачно сказал Хэдли, топая ногами у камина, чтобы согреться. — Я позволил газетам напечатать это, чтобы мы могли обратиться по радио с просьбой об информации ко всем, кто знал Пьера Флея или его распросукиного братца Анри. Это ваше прозвище, Фелл, застряло у меня в голове, и я никак не могу от него избавиться. Я уже отзываюсь о братце Анри, словно уверен, что это его настоящее имя. Даже представляю, как он выглядит. По крайней мере, скоро мы узнаем, как его зовут на самом деле. Я телеграфировал в Бухарест. Мы только напали на след братца Анри, как тут же его потеряли!
— Ради бога, успокойтесь! — сказал доктор Фелл. — Незачем бушевать — ситуация и без этого достаточно скверная. Полагаю, вы работали всю ночь? Получили какую-нибудь информацию? Хмф, да. Тогда садитесь и утешьте хотя бы свой желудок. Это поможет обрести… э-э… философский
Хэдли заявил, что не хочет есть. Однако, прикончив две порции, выпив несколько чашек кофе и закурив сигару, он пришел в более-менее нормальное состояние.
— Для начала, — сказал он, решительно расправив плечи и достав из портфеля бумаги, — проверим эту статью пункт за пунктом — что она сообщает и о чем умалчивает. Прежде всего, что касается Блэкуина и Шорта. Они вполне надежны, а кроме того, никто из них никак не может быть братцем Анри. Мы телеграфировали в Бирмингем — они прожили там всю жизнь и хорошо известны в своем районе. Оба преуспевающие бизнесмены, и на их свидетельские показания вполне можно полагаться. Констебль Уизерс тоже надежный и добросовестный человек. Если они утверждают, что никого не видели, то не лгут — разве только сами обмануты.
— Каким образом?
— Понятия не имею. — Хэдли тяжко вздохнул. — Я осмотрел улицу, хотя не заходил в комнату Флея. В смысле освещения это не Пикадилли-Серкус, но там не настолько темно, чтобы зрячий человек мог ошибиться насчет того, что он видит. Что касается следов, если Уизерс клянется, что их не было, я верю ему на слово.
Доктор Фелл что-то буркнул.
— Теперь относительно оружия, — продолжал Хэдли. — Флея застрелили из того же кольта 38-го калибра, что и Гримо. В барабане были две стреляные гильзы, и братец… и убийца оба раза попал в цель. Современный револьвер, как вам известно, отбрасывает гильзы, подобно пистолету, но это оружие настолько старое, что у нас нет никаких шансов отследить его происхождение. Оно в рабочем состоянии, стреляет современными стальными патронами, но кто-то прятал его много лет.
— Да, братец Анри ничего не упустил. А вы отследили передвижения Флея?
— Да. Он собирался навестить Анри.
Глаза доктора Фелла широко открылись.
— Что? Вы имеете в виду, что у вас появилась зацепка…
— Это единственная зацепка, — с горечью прервал его Хэдли, — и если она не даст результатов в течение пары часов, я съем свой портфель. Помните, я говорил вам по телефону, что Флей вчера вечером отказался выступать и ушел из театра? Мой человек опросил театрального администратора по фамилии Айзекстайн и акробата О'Рорка, который был более дружен с Флеем, чем остальные, и потом опознал труп.
Субботний вечер в театре, естественно, насыщенный. Со второй половины дня и до одиннадцати ночи представления идут непрерывно. Первое выступление Флея было назначено на четверть девятого. Минут за пять до того О'Рорк, который сломал запястье и не мог выступать тем вечером, спустился в подвал покурить. Там есть угольная печь для водопроводных труб.
Хэдли развернул тесно исписанный лист бумаги.
— Вот что сказал О'Рорк. Сомерс записал его показания, а он поставил подпись:
«Пройдя через обитую асбестом дверь и начав спускаться, я услышал звуки, как будто кто-то колол дрова. Тогда я побежал вниз. Заслонка печи была открыта, а рядом стоял старина Чокнутый с топориком руке, рубил свой реквизит и швырял обломки в огонь. «Ради бога, Чокнутый, что ты делаешь?» — «Уничтожаю мое оборудование, синьор Пальяччи, — ответил он. (Синьор Пальяччи — мой артистический псевдоним, но он всегда меня так называл.) — Моя работа закончена, и я больше в нем не нуждаюсь». С этими словами он бросил в печь фальшивые веревки и полые бамбуковые шесты для своего шкафа. «Господи, Чокнутый, возьми себя в руки!» — сказал я. «Разве я тебе не говорил? — отозвался он. — Я собираюсь навестить своего брата. Он должен уладить одно наше старое дельце».
Чокнутый подошел к лестнице и неожиданно повернулся. Физиономия у него была как морда у белой лошади (боже, прости мне такие слова), а отсветы пламени из печи делали ее еще более жуткой. «Если со мной что-то случится после того, как мой брат уладит дело, — сказал он, — ты найдешь его на той же улице, где живу я. У него там не постоянное жилье, но он снял на этой улице комнату». В этот момент в подвал спустился старый Айзекстайн. Он искал Чокнутого и не мог поверить своим ушам, когда услышал, что Чокнутый отказывается выступать. «Ты знаешь, что случится, если ты не будешь выступать?» — завопил Айзекстайн. «Да, знаю, — ответил Чокнутый спокойно, как человек, у которого на руках все козыри, а потом вежливо приподнял шляпу и добавил: — Доброй ночи, джентльмены. Я возвращаюсь в свою могилу». И этот псих поднялся по лестнице, больше не сказав ни слова».
Хэдли сложил лист бумаги и спрятал его в портфель.
— Да, он был хорошим шоуменом, — промолвил доктор Фелл, пытаясь разжечь трубку. — Жаль, что братцу Анри пришлось… Что дальше?
— Не знаю, удастся ли нам найти жилище Анри на Калиостро-стрит, но мы отыщем его временное убежище, — продолжал Хэдли. — Вопрос в том, куда направлялся Флей, когда его застрелили. Не в свою комнату. Он жил в доме 2Б в начале улицы, но шел в противоположную сторону. В момент выстрела Флей находился в середине улицы, между домом номер 18 справа и домом номер 21 слева. Это хороший след, и я направил по нему Сомерса. Он должен зайти в каждый дом в середине улицы, ища любых новых или подозрительных жильцов. Насколько я знаю квартирных хозяек, они сообщат о дюжинах, но это не важно.
Доктор Фелл откинулся в кресле, насколько позволял его вес, и взъерошил волосы.
— Да, но я бы не сосредотачивался чересчур на каком-то одном участке улицы. Советую проверить все дома. Предположим, Флей убегал от кого-то, когда его застрелили.
— И бежал в тупик?
— Говорю вам, тут что-то не так! — рявкнул доктор, приподнявшись в кресле. — Не только потому, что я не вижу ни единого проблеска здравого смысла (что охотно признаю), но и из-за простоты, которая способна свести с ума. Это уже не фокус-покус в четырех стенах. Это улица. Человек идет по снегу, потом крик, чей-то шепот и выстрел! Свидетели поворачиваются, и убийца исчезает. Куда? Или пистолет летел в воздухе, как брошенный нож, выстрелил около спины Флея и отскочил в сторону?