Три камешка
Шрифт:
– Все-таки, кто же это?
– спросила Дуся.
– Экскурсанты, - повторил Гусейнов.
– Они часто сюда приезжают на катерах и автобусах. Смотрят на Советский Союз.
– Может, нам лучше уйти?
– посоветовала Маруся.
– Ничего, стойте. Пусть видят, что и к нам экскурсии приезжают.
Парни разделись и как по команде бросились в море.
– Все в белых трусиках, - вслух отметил Батурин.
Гусейнов молча кивнул.
Над морем пронзительно кричали чайки. Одна из них пролетела так близко, что был виден ее немигающий красный глаз.
– Не хотите ли и вы искупаться?
– предложил Гусейнов.
– А можно?!
– обрадовались Маруся и Дуся.
– Почему же? Пожалуйста!
– А что это никто из пограничников не купается?
– Они тоже будут купаться. Только в определенное время...
Девчата отошли подальше, а Батурин разделся тут же и полез в воду. Майор остался на берегу.
– А вы?
– спросил Батурин и смутился от неуместности своего вопроса.
– Я посижу.
...Вечером шефы вручили солдатам подарки, поздравили с 1 Мая и рассказали о делах своей фабрики. Их слушали с вежливым вниманием, дружно аплодировали, особенно Марусе и Дусе. На Батурина посматривали с каким-то странным отчуждением, хлопали жидко, и он отнес это за счет того, что вот он, здоровый мужчина, а работает на швейной фабрике. И ему вдруг пришла в голову нелепая мысль: хорошо, если бы на заставе сейчас что-нибудь случилось, и тогда он себя покажет.
От пограничников выступил рядовой Краснов, тот самый Краснов, по которому стреляли на границе и который задержал нарушителя на берегу моря. Он неуклюже подошел к столу, стеснительно посмотрел на Марусю и Дусю, развернул бумажку и неестественно громким голосом заверил дорогих шефов, что советские пограничники будут и впредь бдительно и самоотверженно охранять священные рубежи Отечества. О себе он не сказал ни слова. Потом прогромыхал сапогами на свое место и оттуда до конца собрания украдкой посматривал на Марусю и Дусю.
Остальные ораторы тоже заверяли шефов, а один ефрейтор скороговоркой, будто стыдясь, провозгласил здравицу в честь дружбы между швейной фабрикой и подшефной заставой.
"Понятно, солдаты, говорить не умеют", - подумал Батурин, гордясь тем, что так хорошо знает солдатскую душу.
После собрания были танцы, и девушек приглашали нарасхват. Батурин стоял в сторонке и ревниво наблюдал за ними. "Женихи" все были как на подбор, ладные, в новеньких, надетых по случаю праздника гимнастерках. Время от времени дежурный выкликал фамилии, и танцующие пары распадались, вызванные поправляли фуражки и уходили в казарму. Танцевали на волейбольной площадке, под баян. Когда баян умолкал, было слышно, как вздыхало вечернее море. Прозрачный месяц встал в темнеющем небе. Рядом с ним зажглась Венера. Вскоре стало совсем темно, и танцы пришлось прекратить.
Раскрасневшиеся, оживленные Маруся и Дуся еле добрались до канцелярии, повалились на диван и о чем-то зашушукались, обмахиваясь платочками. Батурин хмуро поглядывал на них, обдумывая, как бы отчитать построже - за излишнее веселье. Но в это время по какому-то делу вошел Краснов. Девушки сразу умолкли, потом Дуся спросила:
– А почему вас не было на танцах?
– Я не танцую, - ответил Краснов и покосился на Батурина.
Тот понял, что никакого дела у Краснова в канцелярии не было, он просто хотел поболтать с девчатами наедине и вот теперь не знает, как ему быть.
– Разрешите задать вопрос. Вы нам рассказывали, что у вас на фабрике нет отдела технического контроля, - быстро нашелся солдат.
– Значит, главный контролер - совесть?
– Конечно!
– подтвердила Маруся.
– А почему это вас интересует?
– Нас многое интересует, - сказал Краснов и вдруг добавил: Приезжайте к нам почаще, рассказывайте!
Краснов еще немного поговорил в том же духе, потом Маруся попросила:
– Расскажите, пожалуйста, как в вас стреляли?
– Мария!
– строго одернул ее Батурин, однако на него не обратили внимания.
Девчата усадили солдата рядом с собой и заставили рассказывать. Рассказ был до обидного прост и скуп. Ничего особенного не произошло, двигался ночью по дозорке, освещал фонарем контрольную полосу, ну, и стрельнули с той стороны. Пуля над головой пролетела, ветку с дерева сорвала. Ну, он фонарь выключил, прилег, в оттуда еще стрельнули. Опять ветка упала. Ну, он, конечно, не отвечал на провокацию. Дождался майора Гусейнова, потом они искали пули в деревьях, но не нашли. Вот и все. В общем, неважный стрелок попался, а то бы "отдал концы".
– А зачем вы пули искали?
– спросила Маруся после продолжительной паузы.
– Как зачем? Чтобы доказать ихнюю провокацию.
Девчата с восхищением смотрели на Краснова, а Батурин придвинул ему пачку "Казбека".
– Спасибо, - отказался Краснов и опасливо покосился на дверь: как бы не вошел командир.
– Курите, курите - улыбнулся Батурин, поняв опасения солдата.
Краснов закурил, но папиросу прятал в ладонь, огоньком внутрь.
– Что это вы так?
– поинтересовался Батурин.
– Привычка.
– А-а!.. Интересно. Ну, а что еще вытворяют соседи?
– Камнями бросаются, затворами клацкают, кричат: "Стой, руки вверх!"
– По-русски?
– По-русски.
– Смотрите-ка! Выучили.
– Выучили, - спокойно ответил Краснов и пояснил с усмешкой: - В общем-то, это они все больше от страха. Когда ночью на сухую ветку наступишь или камешек пнешь.
Батурин вдруг почувствовал холодок в сердце.
Вошел майор Гусейнов. Краснов спрятал руку с окурком, потом попросил разрешения и вышел. А Маруся и Дуся набросились на майора с просьбой отправить их ночью в наряд и непременно на самый опасный участок. Это так интересно, так интересно, а они теперь все знают и не боятся.
– Товарищ майор, мы вас очень просим!
– умоляюще заключила одна из девушек.
– Как, отправим, товарищ Батурин?
– подмигнул ему Гусаннов, хотя лицо его оставалось серьезным.
– Этого еще не хватало!
– озлился Батурин.
– Девчата, прекратите! А если что случится?
– И ничего не случится, - обиделась Дуся.
– Вот увидите, не случится, - подхватила Маруся.
– Мы посидим немного на пляже, посидим и вернемся.
– Посидим немного на пляже...
– передразнил Батурин.
– Что вам здесь, курорт?