Три кинокомедии
Шрифт:
— Беги, дурак!
И Бардуков побежал дальше, и Гена не стал его преследовать.
— Ну что же ты? — с досадой спросила Таня, подходя к нему.
— Да ладно, я его хоть напугал. На первый раз довольно.
Но она побежала по улице, свернула в ворота дома, где жил Бардуков, и крикнула:
— Толя!
Он остановился.
— Ну что тебе?
— Иди сюда, не бойся, — тоненьким голоском сказала Таня и улыбнулась.
Но как только Бардуков подошел, она подняла портфель и стала бить его куда попало.
—
Вечером Таня и Гена стояли в ожидании Павла Васильевича у служебного входа. Спектакль был окончен, из зала выходили зрители.
У людей после концерта странные лица: более оживленные, чем обычно, или более сосредоточенные, чем обычно, у кого как. Поэтому Таня и Гена смотрели на них и не сразу заметили, что из подъезда уже выбежал раздетый Павел Васильевич. Подняв воротник пиджака, он огляделся и помахал им рукой.
— Простудишься, — сказал Гена, протолкавшись к нему.
Павел Васильевич сдержанно воскликнул:
— Молитесь на меня!
И повел их за собой по улице.
Они поднимались по лестнице, пробиваясь через поток людей, выходивших из концертного зала. Павел Васильевич остановился. Таня и Гена тоже остановились у входа в высокую комнату с блестящей люстрой, свисавшей с потолка.
Здесь было много народу: музыканты с футлярами, несколько нарядно одетых женщин. Некоторые уходили, некоторые разговаривали.
— Считайте, что вам повезло, — тихо сказал Павел Васильевич, настороженно и внимательно поглядывая в угол комнаты. — Я нашел вам пионера. Это скрипач, которого знает все цивилизованное человечество.
Гена оглянулся.
— Где он?
— Не могу же я тебе пальцем показывать! Как только он освободится, я вас подведу. Только помните: вежливо и быстро.
Таня увидела немолодого человека с черным футляром в руке. Перед ним стояла взволнованная девушка, она вертела на пальце номерок от пальто, прятала его и снова начинала вертеть.
— Вам, наверно, все это говорят, вам уже надоело слушать, но я все же решилась подойти и сказать. Если бы вы знали, что для нас значит это искусство! Я уже не говорю о себе, для всех, кто любит музыку...
Музыканту было жалко ее и в то же время неловко слушать такие слова.
— Вы ставите меня в трудное положение, — сказал он девушке. — Когда говорят такие вещи, я не знаю, что отвечать. И вообще что делать: скромно улыбаться, что, мол, да, я гений?..
Музыкант тронул ее за локоть, и они пошли к выходу. Тут-то и появился перед ними Павел Васильевич с двумя детскими пальто в руках.
— Сергей Петрович!
— А, Паша! Ну как? — сказал музыкант, имея в виду свое исполнение.
— У меня все прекрасно, — не понял его Павел Васильевич. — Тут дело совершенно особого свойства. Познакомься, мой сын. А это его приятельница.
Скрипач наклонился и хотел пожать руку Гене, но, спохватившись, сказал: «Виноват» — и сначала пожал руку Тане.
Воспользовавшись моментом, она быстро заговорила:
— Мы — красные следопыты. У нас задание — организаторы первых пионерских отрядов. Мы хотим с вами побеседовать. Чтобы вы поделились с нами воспоминаниями и рассказали о первых годах существования пионерии.
От неожиданности Сергей Петрович не сразу отпустил Танину руку, а с Геной так и не поздоровался.
— Ну, я пошла, — сказала его собеседница с номерком. — До свидания...
— До свидания, — с сожалением сказал скрипач, глядя ей вслед. — Что ты, Паша, со мной делаешь — на минутку почувствовал себя молодым, и вдруг оказалось, что я дедушка русской революции.
Это он сказал Павлу Васильевичу, потом обратился к детям:
— Я не могу назвать себя родоначальником пионерского движения, но если порыться в памяти...
— Ой, только нам надо все записать! — Таня достала из пальто тетрадку.
— Дорогие мои потомки, — сказал скрипач, — я был бы счастлив вам помочь, но сейчас очень поздно. А вы не пришли бы ко мне домой?
— Пришли бы! — радостно согласилась Таня.
— Мы запремся на ключ и предадимся воспоминаниям. Что у меня в четверг?.. Ничего! В четыре часа вам удобно?
— Ну конечно, удобно!
— Вот и превосходно. Только непременно приходите, а то я буду волноваться!
— Обязательно! — сказала Таня.
Прохаживаясь по классу, Таня словно бы невзначай остановилась возле парты, где сидела Лена. Та не обратила на нее внимания, болтала с подругой.
— А я нашла! — сказала Таня.
— Кого?
Первого пионера,
— Пионера-пенсионера, — засмеялась Лена.
Таня развернула афишу, которую держала в руке, и разложила на парте.
— Очень знаменитый музыкант, — заметила она. — Коркин.
Бардуков подошел к парте, прочитал:
— «Коркин».
— Иди. Иди отсюда, — сказала Лена.
Но Таня разрешила:
— Пускай смотрит, не жалко. Может, он не такой уж глупый парень, просто пока еще... — Она многозначительно улыбнулась. — Слушай, Бардуков, только ты меня больше не зли, ладно?
— А кто злит-то! — ощетинился Бардуков.
— Ой, ну ладно, поговорили, — миролюбиво отпустила его Таня.
Пионеры входили в подъезд дома. Таня шла за ними, все время оглядываясь назад.
— Ну что ты там! — окликнула ее Лена.
Таня догнала их на лестнице.
Тут-то они и встретили Бардукова с двумя мальчишками из другой школы.
— Бардуков? Ты что здесь делаешь? — спросила Лена.
Бардуков, невинно помаргивая, остановился.
— Ничего.
— Возьмем его, что ли? — спросила Лена.