Три кита
Шрифт:
Только теперь, обнаружив присутствие жены, Иван как-то сразу обмяк.
– А дома-то, есть чо выпить?..
– А то ты не знал! Мало, что ли, тебе здесь досталось?
– Так, Груня все оприходовала… Почти – все!
– Вот – брехло! – вскипела Груня.
И, никого не дожидаясь, она наполнила зельем граненый стаканчик.
– Семь наград у тебя, Малохей, хронтовых и столько же – трудовых! Значит, воевал ты под землей так же справно, как и на хронте…
Но Маруся, круто повернувшись к соседям спиной, и, крепко держа под руки слегка пошатывающихся при ходьбе мужа и свекра, насколько это было возможно, уже торопилась вместе с ними домой.
4
Грохов крепко знал дело, которому посвятил свою жизнь. Но, как оказалось, этого
Это началось примерно полгода тому назад, а то и более того, когда рулить шахтой пришел новый директор и собственник шахты в одном лице. Звали его Никанор Гомерович Тумский. Выглядел он лет на полста. Высокий статный крутолобый. Лицо его можно было бы назвать красивым, если бы не чересчур пристальный взгляд темно-карих глаз. Было в нем что-то неприятное и даже отталкивающее. Тумский, взирал на объект своего внимания так, словно пытался забраться в его черепную коробку и прочесть чужие мысли. Возможно, делал он это не нарочно. Как бы то ни было, это портило все впечатление от общения с Тумским.
В тот день Никанор Гомерович неожиданно заявился на наряд к Грохову. Шагнув через порог участка, он без всяких церемоний, по-хозяйски важно протянул руку Гаврилу Михайловичу.
– Здравствуйте!
Но Грохов, занятый своим делом, далеко не сразу заметил, а, может быть, не хотел замечать того, кто вошел к нему без спросу. Неожиданно опередив Грохова, Ляхов вскочил со стула и нахально всучил Тумскому свою мозолистую клешню.
– Здравствуйте! А вы – кто?
Послышались смешки.
– Я – ваш новый директор!
– Ой!
От неожиданности Ляхов, аж, подпрыгнул на месте. Мгновенно ретировавшись, он тотчас уселся на прежнее место, и тупо уставился в пол. При этом вид у него был такой расстроенный, точно он, и впрямь, был горем горьким наповал убит. Того гляди, слезы крокодильи лить начнет!.. Товарищи, наблюдая за Ляховым, едва сдерживались, чтобы снова не загыкать.
– Радушный прием, нечего сказать! Хорошо, хоть хлебом-солью не встретили да стаканчик не поднесли. Правильно говорят, на работу, как – на праздник!
Тумский невольно нахмурил брови. Однако, встав из-за стола, Грохов хотя и с запозданием, но уже протягивал Никанору Гомеровичу свою ладонь.
– Нет, уж, довольно – этого цирка! Меня сюда не клоуном назначили, а, несколько, для иных целей. Зайдите ко мне после наряда, господин начальник участка! Разговор у нас серьезный будет…
И Тумский исчез за дверью также внезапно, как и вошел в нее.
5
Около года назад Грохов навсегда расстался с женой. Он полагал, что в его жизни наступила черная полоса. Но, так ли это было на самом деле? Разве, то, как он жил прежде, являлось абсолютно чистым и безоблачным? Гаврил Михайлович имел за плечами уже полтора десятка лет горняцкого стажа, но за столь продолжительный отрезок времени он разжился лишь однокомнатной квартирой, которая досталась ему после размена четырехкомнатной на две равноценные друг другу жилплощади с доплатой. Вторая, конечно же, теперь являлась собственностью его бывшей супруги Алены. Любил ли он ее когда-нибудь по-настоящему? На это Грохов не мог с точностью ответить ни «да», ни «нет». Впервые встретились они, когда учились в институте. Он – на горном факультете, она – на экономическом. Вот, как он думал, откуда у нее привилась нездоровая любовь к деньгам. Ему порой казалось, что нужен он ей лишь для того, чтобы вкалывать и денно, и нощно и приносить всю до копейки зарплату домой. Но это позднее он окончательно раскусил Алену. А вначале все было, как будто бы, совсем неплохо. Институт, где учились Гаврил и Алена, располагался в соседнем городе. Каждый день, трясясь в электричке, чтобы утром вовремя прибыть на занятия, а после них поспеть к ужину домой, они неожиданно для себя познакомились. После чего это знакомство как-то само по себе переросло в нечто
– Вы – не против? – спросила она.
Гаврил отрицательно мотнул головой. Он был не то, чтобы застенчив, но с девушками чувствовал себя немного скованно.
– Что, так и будем всю дорогу молчать? – как бы, между прочим, вдруг поинтересовалась она.
– Молчать? – удивился он.
– Ну, да?
– Можно и поговорить! Вот только – о чем?
Такая напористость со стороны, пока что, так мало знакомой девушки не столько обескуражила Гаврила, сколько приятно удивила. Чем – это, он так привлек ее внимание? Большинство девчонок, его сверстниц, которых он знал, никогда не проявляли к нему столь повышенного интереса.
– Я – Алена! – представилась она и снова первая протянула руку.
– Гаврил! – негромко сказал он, и легонько сжал немного влажную ладонь.
Кожа ладони показалась ему такой нежной и эластичной, что от ее прикосновения легкая и ошеломляюще приятная дрожь пробежала по его спине.
Как оказалось, Гаврил и Алена жили на соседних улицах родного города, но до поступления в институт даже не подозревали о существовании друг друга. В тот вечер на прощание они обменялись адресами и телефонами и даже договорились как-нибудь встретиться и сходить в кино. Потом они ездили вместе почти каждый день. Их объединяло еще и то, что они оба учились уже на пятом курсе. Так продолжалось до окончания института. А, однажды, Алена пригласила Гаврила к себе в гости. Он пришел и принес букет великолепных бордовых роз. Дома они были, кончено же, одни, поскольку родители Алены, как она сказала, в тот вечер чествовали юбиляршу, сослуживицу мамы. Юбилей проходил в одном из кафе города. И тогда впервые случилось это. То, что всегда рано или поздно происходит с двумя молодыми, жаждущими близости, людьми.
Потом они выпили красного вина и, заранее зная ответ, Алена все-таки спросила:
– Ты женишься на мне?
6
Грохов вошел в приемную.
– У себя?
Секретарша сдержанно кивнула, и Грохов, потянув за ручку двери, оказался в кабинете у директора. Тумский сидел за столом и что-то писал. Тем не менее, при появлении Грохова он отложил свои занятия и жестом указал на один из свободных стульев. Сев, Гаврил Михайлович зачем-то огляделся кругом. В кабинете, где он бывал тысячу или, более того, раз, все, пока что, оставалось по-прежнему. Темно-лиловые давно некрашеные стены невесело смотрели на него со всех сторон. Словно спрашивали: «Что, брат, и тебе, так же как и нам, не сладко приходится?» Грохов подумал о том, что несвежий линолеум тоже неплохо было бы заменить. Над столом директора висел портрет президента… И, все ж таки, не его всепонимающий и целеустремленный в будущее взгляд заставил почувствовать Грохова едва уловимую перемену, что витала в воздухе директорского кабинета.
– Ничего все наладится, – сказал Тумский так, словно прочитал его мысли.
На лице Грохова мелькнуло удивление. Медленно втянув воздух ноздрями, лишь теперь он ощутил очень приятный аромат мужского дезодоранта, каким, по-видимому, пользовался Никанор Гомерович.
– Мне, наверное, не стоит вам объяснять, почему вы – здесь?
– Извините, в тот раз все как-то нехорошо получилось…
– Ерунда!
– Шахтер этот ваш, как его?..
– Ляхов!
– … Показался мне симпатичным малым. Побольше – таких, и шахта б в гору пошла…
– У него, Ляхова этого, как – с дисциплиной? Обычно, такие люди плохо поддаются общепринятым нормам поведения. В быту и… На производстве. Если же, конечно, не стимулировать их труд…
Снова удивившись проницательности нового директора, Грохов улыбнулся.
– Я вот смотрю, прогульщиков у вас, на шестом, не меньше, чем на других участках, а с планом, в отличие от них, вы всегда справляетесь! Как это у вас так ловко получается? Объясните мне! Честно говоря, углем я занимаюсь не так давно, и не мешало б мне кое-какого опыта поднабраться…