Три княгини (Белый шиповник)
Шрифт:
— Позволь мне помочь тебе! — просительно произнес муж.
От этих слов Надя вся сжалась. Владимир вел себя очень деликатно. Обвенчавшись с нею, он не настаивал на своих супружеских правах. Но иногда, видимо, совсем истомившись, пытался посягать на ее ночное одиночество. И всякий раз встречал холодное недоумение и оскорбленно поджатые губы, которые, не разжимаясь, всем своим изгибом говорили: «Конечно, вы на правах благородного спасителя можете требовать своей награды, но знайте, в этом нет ни капли моего желания!» Владимир Иванович уповал на возвращение домой, на спокойный уют семейной жизни. Все эти обстоятельства, по его мнению, должны были настроить молодую супругу на иной лад.
И вот, заглянув в комнату Нади, чтобы узнать, как она устроилась на новом месте, Владимир Иванович замер в двух шагах от жены, сидевшей перед ним полуодетой. При виде ее трепетной шейки, тонких ручек, которыми она теребила снятую одежду, внутри Роева поднялась горячая волна щемящей нежности. Борясь с волнением, а вдруг опять укажет на дверь,
Наконец Владимир получил доступ к вожделенному телу. Он легонько опрокинул жену на постель и принялся исследовать доставшиеся ему богатства. Он заставил себя не думать о том, что к ним уже прикасались другие руки. Что ж, истинные сокровища не теряют от этого своей ценности! Лицо любимой, изящная маленькая грудь, открывшаяся изголодавшемуся взору, стройные ноги, гладкий аккуратный животик — все это вызывало его бурный восторг. Владимир, прикасаясь трепещущими губами к самым сокровенным частям тела Нади, хотел заставить возродиться ее застывшую чувственность. Он внимал каждому ее вздоху, пытаясь уловить ответное желание. Но жена отвечала вялыми поцелуями, способными убить любой порыв страсти. Однако супруг не отступал, осыпая ее градом лобзаний и нежных прикосновений. Бедный, если бы он знал, что в этот миг борется с тенью Верховского! Каждый кусочек Надиного тела помнил иные ласки, более виртуозные и проникающие в самые затаенные глубины женского естества. На этом фоне труды Роева выглядели как опыты начинающего школяра. Владимир же, в угаре своих переживаний и неземной радости, не понял в тот миг этого печального обстоятельства. Он решил, будто чувственность жены по-прежнему спит и все открытия еще впереди. Окрыленной этой мыслью, он взлетел на самую вершину и со стоном упал на подушки рядом. Надя же не проронила ни слова, не издала ни звука. Когда утомленный своими ощущениями, супруг предался сну, она с изумлением раскрыла свою ладонь. Глубоко в коже отпечатались следы ее ногтей. Непроизвольно Надя сжала пальцы в кулак, когда их тела соприкоснулись, да так и не разжала их. Вот как пришлись ей по сердцу любовные утехи с мужем, которого не хочется любить, да надо! Она посмотрела в лицо супруга. Так спят только действительно очень счастливые люди! Владимир улыбался даже во сне. От ее напряженного взора он вздрогнул и стал, не просыпаясь, искать рядом любимую жену. Надя непроизвольно отшатнулась и притаилась на кромке широкой постели, где вскоре и забылась беспокойным сном, свернувшись беззащитным маленьким клубочком.
Глава 26
Верховский, пережив, как он полагал, смерть бывшей возлюбленной, впал в величайшую депрессию, из которой не могли вывести ни прежние знакомства, ни разного рода развлечения, иногда весьма изысканные или опасные. Все вокруг померкло, стало безликим и скучным. За исключением одной проблемы. Кто еще посвящен в опасную тайну, и главное, знает ли княжна? Целые дни он проводил, лежа в кабинете на кушетке, с дорогой папиросой в зубах (по пятидесяти копеек за пачку!) и размышляя на эту тему. Если знает, то почему скрывала? Откуда уверенность, что знала? Да потому, что с легкостью предалась греху физической близости с человеком, формально приходящимся ей родным племянником. Но если так, значит, у нее на уме есть некие соображения, которые необходимо прояснить! Ведь оказаться единственной настоящей наследницей титула и фамилии — это слишком привлекательно, и не воспользоваться подобным обстоятельством просто глупо! Все непонятно! Татьяна Аркадьевна, доселе казавшаяся недалекой и развратной натурой, в один миг превратилась в его сознании в коварного и опасного соперника. Но что делать, что делать? Он в ловушке! Ненавистная жена повязала его по рукам и ногам, похитив бесценный документ. Но какие игры затеяла мнимая тетушка? Вот вопрос!
Чтобы ответить на него, князь Евгений отправился навестить княжну в загородный дом в окрестностях столицы, где та проживала, как всем казалось, в тоскливом одиночестве. Евгений с трудом поспел на полуденный поезд и прибыл на станцию уже затемно. Его ждали лошади, Татьяна Аркадьевна была предупреждена племянником о его визите. В доме стояла гулкая тишина, и только несколько комнат освещались. Княжна в шали, наброшенной на озябшие плечи, вышла встретить дорогого гостя. Весна уже уступала свои права лету, но ночи еще стояли холодные. На свет лампы, которую она держала в руке, слетались комары и ночные бабочки. Но женщина не замечала ни назойливых укусов, ни стрекотанья крыльев. Она ждала своего любимца, свое сокровище, своего Евгения! План, которому она отдала столько сил и столько лет жизни, потихоньку реализовывался! И вот послышался стук копыт, он все ближе и ближе. Вот появляется из темноты ночи знакомая статная фигура в длиннополом летнем пальто. Но почему такое озабоченное и злое лицо?
— Стало быть, вы все знали и всегда знали всю мою жизнь? — Евгений широкими шагами мерил небольшую гостиную.
Княжна, нахохлившись,
— Именно, что с начала, — ухмыльнулась Татьяна Аркадьевна. — С самого что ни на есть начала процесса естественного совокупления разнополых особ. Одна из которых и приходится тебе родным папашей, но это, увы, мой друг, не мой покойный братец, князь Верховский, а его дородный камердинер, чью телесную стать и великолепие лица ты и получил сполна! А был бы настоящий Верховский, так вряд ли бы ты себе понравился! Таким, каким ты уродился, это в тысячу раз лучше, поверь мне, ведь я истинная Верховская, и что с того? Много радости принесла мне княжеская кровь?
Евгений знал, что княжна цинична, но сейчас это обстоятельство задело и покоробило его чувства. Он вспыхнул и набросился на собеседницу.
— Вот почему ты с такой легкостью совратила меня! И не терзалась муками совести! При том как я, как я…
— Что? Неужто был глубоко потрясен и унижен? — с ядовитой иронией произнесла Татьяна Аркадьевна змеиным шепотом. — Разве тебе было не сладко в моих объятиях и разве нам плохо вдвоем?
Последние слова она вдруг почти прокричала своим пронзительным голосом. Евгений вздрогнул и прекратил метаться по комнате. Ну конечно, все так просто! И как он не мог уразуметь этого сам! Княжна жаждет владеть им, любить его, но не как племянника!
Повисло молчание. Только бесстрастно отбивали ход старые напольные часы, стоявшие в углу. Татьяна Аркадьевна собиралась с мыслями, а потом произнесла:
— В моих поступках много неправедного, это верно! Но причина только в тебе, в той безумной любви, которую я испытываю к тебе. И не делай вид, что ты не понимал этого. Ты просто не придавал значения чувствам человека, живущего рядом с тобой. Еще бы, ведь я вроде как прихожусь тебе теткой, и поэтому я должна любить тебя как сына своего брата! Но я не родня тебе и могу позволить себе любить тебя безо всяких табу! Поэтому я заставила тебя… э… почувствовать мою плоть и радость обладания ею, полагая, что подобный шаг откроет тебе глаза и свяжет нас намертво тайной несуществующего греха. Лидия входила в мои планы, ее убожество должно было быстро разрушить ваш брак. Что и произошло. Но потом, потом ты исчез, якобы поехал ее искать и требовать развода. Я терялась в догадках, не спала ночами, пытаясь понять, что с тобой происходит. И ответ мне пришел сам собой в виде мадам Ковалевской, которая искала свою дочь-беглянку. Так я узнала, что у меня появился страшный и настоящий соперник. Я впала в отчаяние, считая свою игру проигранной, а тебя потерянным. Поставила на себе крест и смирилась. Решила замуровать себя в стенах этого дома и ждать смерти. И вот ты явился! Чего тебе надобно от меня?
Всю эту речь Татьяна Аркадьевна произнесла с трагическими интонациями, которые ей весьма удались. Свет неяркой лампы не позволял Евгению разглядеть выражение ее глаз. Иначе там бы он увидел не скорбь и жалость к самой себе, а напряженное внимание за его реакцией.
— Вам нечего более бояться, Надежда Ковалевская скончалась. А с нею и мои мечты переменить жизнь! — Верховский произнес это с искренним глухим отчаянием.
— А зачем менять, пусть все идет своим чередом. Внешне все может оставаться абсолютно неизменным, — произнесла многозначительно княжна, ожидая, что князь сам произнесет заветную мысль, к которой она тонко его подводила.
— Но ведь у меня по-прежнему есть жена, и она тоже владеет этой тайной. Вот кто погубит меня, если захочет!
— Я полагаю, что могут сложиться такие обстоятельства, которые вынудят ее собственными руками уничтожить проклятый дневник.
Евгения так заинтересовала эта мысль, что он даже не обратил внимание на тот факт, что ни разу не упомянул вслух о том, что бумаги имеют форму дневниковых записей.
После поездки к Татьяне Аркадьевне прошло два месяца. Князь почти безвылазно просиживал дома, почти не навещал давнишних приятелей, да и они теперь чаще предпочитали другие места для увеселительных встреч. Евгений стал брюзглив, раздражителен и скучен в своей меланхолии и тоске. Но пребывать в одиночестве его натура никак не могла, поэтому мало-помалу он вновь стал общаться с Лидией, позволяя ей нести в своем присутствии всякую чепуху и перемалывать сплетни. Постепенно княгине вновь было дозволено посещать его половину, а вскоре и сам Евгений, словно махнув на прежнее рукой, возобновил свои посещения жениной спальни. Казалось, от былой враждебности не осталось и следа. Лидия не знала, что и думать. Она ходила на исповедь к батюшке, и тот утешил запутавшуюся рабу Божью. Дескать, Господь услышал ее молитвы и наставил неверного супруга на истинный путь. Княгиня вновь принялась мечтать о семейной идиллии, наивно полагая, будто только из одних этих мечтаний можно создать подлинный рай в своем доме и в своей постели. Муж, правда, напоминал ей остывший самовар. Вот вроде только кипел, переливался через край, а теперь точно замерз. Уж она старалась раздуть уголья прежней страсти, но, увы, прошлые высоты им уже стали недоступны. Впрочем, это Лидию не очень огорчало, она думала, что и слабого тления угольков достаточно для поддержания семейного тепла. А вдруг искорка да и проскочит? Глядишь, потом и ребеночек народится! Со стороны казалось, что в княжеском семействе воцарилось некое подобие мира и согласия. Лидия и не предполагала, во что ей обойдется такая непростительная потеря бдительности!