Три короба правды, или Дочь уксусника
Шрифт:
— Помните, я говорил вам про одного отпрыска? Ждет Россию великая смута и новый самозванец! И снова поляки возьмут верх над православным людом, и много крови прольется, прежде чем народится новый князь Пожарский!
— Ну что, Карп, нет каких сведений от Секеринского про двух наших молодцов? — спросил Черевин, садясь на кровати и принимая от денщика стакан с капустным рассолом.
— Исчезли, как в прорубь канули, —
— Как бы в самом деле их под лед не спустили. Вон, к водосвятию сколько прорубей понаделали!
— Оно, конечно, так, Петр Александрович, — согласился денщик, забирая стакан обратно. — Два дня уж как исчезли. Только таких разве утопишь! Они ж как заговоренные, в одну прорубь их кинешь, а они из другой уже лезут. Да и в святой воде разве ж кто утонет?
— Грешники великие, например.
— Кстати, там к вам барышня какая-то заявилась, некая Варвара Алексеевна Мартынова.
— Подавай портки.
Черевин быстро облачился, сполоснул под умывальником лицо и вышел в гостиную.
— Чем обязан, сударыня? — спросил он и тут узнал в посетительнице барышню, крутившуюся вокруг Фаберовского в театре. — Вы знаете что-нибудь о них? Только, пожалуйста, без рыданий. Скажите мне внятно, громко: я после Борков плохо слышу. Когда вы последний раз видели их?
— Вчера утром, — всхлипывая, ответила Варенька и вскочила с дивана.
— Садитесь, садитесь, — Черевин сел на стул напротив. — Карп, подай нам с барышней чаю с коньяком и лимоном. Значит, вчера утром они были еще живы? Опа! Карп, плюнь на чай, неси нюхательную соль! Барышня в обморок хлопнулась.
Вдвоем они уложили Вареньку на диване и привели в чувство.
— Уж не влюблены ли вы в какого-нибудь из моих молодцов? — спросил Черевин, который обрел некоторую надежду на то, что его агенты живы. — В господина Владимирова, например? Я и сам в него влюблен отчасти.
— Мне господин губернатор не понравился, — ответила Варенька слабым голосом. — Он у нас все колбаски съел и мою подругу очкастой мумлей назвал. У нее сейчас руки отнялись после ночи, проведенной с ним. Она его всю ночь газетой обмахивала.
— Так вы, значит, в господина Фаберовского влюблены-с?
— Господин губернатор…
— Будет вам уже, барышня! Какой он, к черту, губернатор!
— Господин Владимиров привез его к нам на квартиру раненного, в горячке, мы еле его выходили. Они очень опасались, что заговорщики захотят добить их.
— Они что, не могли кого-нибудь отправить ко мне?
— А вы разве не получили от них записку? Соломон должен был принести ее еще позавчера.
— Что еще за Соломон? Сам он где сейчас?
— Не знаю. Он ушел позавчера и больше не приходил. Он студент Медико-Хирургической академии. Соломон Шамович Варшавчик. Неужели его
— Г-н Варшавчик, небось, ваш бывший жених? Которого мы с Ширинкиным в театре допрашивали? Хотел бы я знать, кому он эту записку вместо меня передал. Если заговорщикам, то господин Фаберовский вместе с губернатором имеют все шансы действительно оказаться где-нибудь в проруби. Увидитесь с ним по весне, когда полиция вас на опознание вызовет. Карп, соль!
Пока денщик выводил опять Вареньку из обморочного состояния, Черевин нервно расхаживал по гостиной и пытался думать. Голову ломило с похмелья, но надо было действовать. Он телефонировал в дворцовое управление и велел прислать за ним сани.
— Что мне делать, Ваше превосходительство? — спросила Варенька, увидев, что Карп помогает генералу надеть шинель.
— Можете поехать со мной. Карп, телефонируешь полковнику Секеринскому, пусть едет прямо на Большую Конюшенную, ждет меня там в кондитерской Вебера. И пусть отправит людей за Соломоном Варшавчиком в МедикоХирургическую академию, и тоже его на Конюшенную.
— А мы куда?
— К невесте господина Владимирова. А ведь завтра на свадьбе у него гулять собирался! Тьфу!
Подали сани, и Черевин вместе с Варенькой отбыли на Шпалерную. Вслед за ним ехал извозчик с двумя жандармами.
Кухмистер встретил их сам не свой. Он даже не мог сегодня стоять у плиты, потому что от волнения у него тряслись руки.
— Ваше превосходительство, смилуйтесь над безутешным папашей, — кинулся он в ноги Черевину. — Скажите: где жених?
— Я сам приехал к вам спросить об этом.
Кухмистер пискнул и мягко завалился набок.
— Малохольный народ теперь стал, — вздохнул Черевин. — Если не горячка, так обморок. Барышня, у вас соли с собой нету? Жаль. Есть тут, в квартире, кто живой?
На крик генерала явилась Агриппина Ивановна. Увидев мужа распростертым на полу, она ойкнула, но оказалась крепче супруга и в обморок падать не стала. Вместо этого она позвала господина, представленного доктором Казюхиным, который быстро привел кухмистера в себя.
— Скажите, когда последний раз вы видели жениха вашей дочери? — спросил Черевин Петра Емельяновича.
— На другой день после театра я его последний раз видел, они к нам с их превосходительством пообедать заезжали.
— Понятно. Поехали, барышня, на Конюшенную, здесь нам больше ловить нечего.
Уже внизу в подъезде генерала остановил Лукич.
— Ваше превосходительство, дозвольте с вами переговорить тайно. В тот день, когда последний раз к нам заезжали господин Фаберовский с господином Владимировым, исчезла невеста господина Владимирова, Глафира. И не было ее до вчерашнего вечера. Нашла ее сестра во дворе в совершенном беспамятстве, теперь вот доктор при ней сидит, потому что в горячке она.