Три короба правды, или Дочь уксусника
Шрифт:
— Черевин, что там у вас еще в тюке? — спросил император когда обе кирасы были выложены на стол.
— Мне было неудобно говорить при Ее Величестве, — сказал Черевин. — Кираса, как известно Вашему величеству, доходит только до пояса, что имеет неоспоримый смысл, когда вы сидите на лошади…
— Я не буду сидеть на лошади!
— Вы меня не так поняли, Ваше Величество. Помните, в Зимнем стоят рыцарские доспехи с этакой манеркой в неудобосказуемом месте?
— О чем вы, Черевин?
Черевин полез в суму и достал оттуда странное
— И на какое место это надо одевать? — безнадежно спросил царь, уже зная ответ.
— На Ваше императорское достоинство.
— Откуда вы эту дрянь взяли?
— Купили в английской аптеке. Appareils contre l’onanism. Двенадцать с полтиной всего. Каждая.
— А кто оплачивать будет это устройство?
— Счет выписан на министерство императорского двора.
— Черевин, вы полный дурак! Вы представляете, какие слухи теперь пойдут по городу.
— На вас никто не осмелится подумать. Решат, что вашим детям.
— Господи, а заклепки-то чего такие страшные?
— Это, Ваше Величество, наш Левша с Патронного завода. Заклепка, может, и выглядит неказисто, но зато не отвалится. Она даже пулю выдержит, хоть из новой винтовки господина Мосина.
— А что же, интересно, Вельцин запишет в гардеробном журнале Папа? — спросил цесаревич.
— На твоем месте, Ники, я бы больше беспокоился о том, что по столице пойдут слухи, что наследник престола скорбен онанизмом, — зло ответил за генерала царь. — Какие сюрпризы вы еще нам припасли, Черевин?
— Никаких, Ваше Величество. Блюдо под осетра особое, оно уже на кухню в посольство отправлено с указанием на него рыбу сервировать. В случае чего вы сможете им прикрыться, оно тоже стальное. А еще я под большим секретом получил дозволение у графа Монтебелло послать людей укрепить стулья, предназначенные вам с Государыней, снизу особыми стальными листами.
— Так-с! — побагровел царь. — А еще что?
— А еще, ваше величество, хорошо бы под кирасу конского волоса набить. И вам будет мягче, и пули с осколками, как всем известно, в них запутываются.
— И где же мы возьмем сейчас конский волос?
— А если у коня отрезать, Папа? — предложил наследник.
— Ты не по годам умен, Ники, — мрачно сказал Александр. — А ведь сегодня вечером ты можешь стать царем…
— Чтобы не привлекать лишнего внимания, Ваше Величество, мы вспорем те стулья, что у вас в туалетной комнате стоят. Вы ведь все равно ими не пользуетесь, и никто их там не видит.
— Ну хорошо, вспарывайте, — сквозь зубы позволил Государь.
Черевин вынул шашку и прошел за дверь. Раздался свист стали и глухой удар, потом еще и еще. Генерал вышел с пуком конского волоса и запихал его в торбу для овса, которую извлек из тюка.
— Это уже слишком! — сказал наследник. — Мне на шею повесят торбу!
— Так без
Генерал вернулся в туалетную комнату и снова раздался визг шашки.
— Чего там, Черевин? — насторожился царь, когда за этим ничего не последовало. — Ничего себе не отрубили?
— Ваше Величество, извольте сюда. Любопытнейшая штука.
Император прошел в туалетную комнату. Из двенадцати миллеровских стульев, стоявших вдоль стен, два были вспороты и ощетинились пружинами. У одного из вскрытых стульев на коленях стоял Черевин, трясущими руками вытаскивая оттуда небольшой деревянный ящичек с торчавшим посередине невысоким ржавым металлическим штырьком.
— Это что такое, Черевин? Шкатулка с бриллиантами?
— Я так думаю, Ваше Величество, что это бомба. Скорее всего, если на этот штырь надавить достаточным весом, она будет приведена в действие. Вельцын, позовите конвойного казака.
— Как она сюда попала? — спросил царь, задом пятясь из туалетной комнаты.
— Припоминаю, что эти стулья были переданы в Аничков дворец год назад конторой двора вашего дяди, великого князя Константина Николаевича.
— Ах, скотина же какая! — воскликнул Александр. — Ведь в Павловске плакал на смертном одре, когда меня увидел, так и то лгал! А я-то его простил!
Явился казак.
— Отнесите это в сад. Только осторожно, это бомба, которая в любой момент может взорваться. Никого к ней близко не подпускайте, а тем временем вызовите генерал-майора Федорова из Артиллерийской академии, он знает, что с ней дальше делать.
— Может нам, Папа, в чакчиры и шаровары тоже стальные пластины вложить? — спросил бледный как смерть наследник.
— Что нам делать, Черевин? — спросил император, с опаской усаживаясь на свое кресло около стола и закуривая.
— Мне бы, Ваше Величество, на этот вечер бумагу, какую вы мне в восемьдесят первом году выписали, только еще определеннее, учитывая, что Владимир Александрович командует гвардией и всем военным округом.
— Вы хотите, Черевин, чтобы я вас совсем царем сделал?
— На один только вечер, Ваше Величество. Утром я вам, Бог даст, бумагу верну.
Утром в кухмистерскую Петра Емельяновича Владимирова на Шпалерной, 13 явилась чертова куча народу. Распоряжался ею полковник Секеринский. Его агенты в штатском бесцеремонно обшарили всю квартиру, кухмистерскую, соседние квартиры и помещения до чердака включительно, опять разбили вазу на лестнице, а посмевшему выразить робкое неудовольствие кухмистеру пригрозили казаками-атаманцами, которые скоро, по их словам, ожидаются с минуты на минуту. Кухмистер прикусил язык и отправился на кухню сочинять щи «Батюшка Тихий Дон» с вяленым сазаном. Затем явились телеграфисты из 2-го военно-телеграфного парка и установили в гостиной телеграфный аппарат, протянув провода через задний двор прямо от квартиры Черевина.