Три короба правды, или Дочь уксусника
Шрифт:
За ним стали появляться и другие пассажиры, единодушно призывая на помощь жандармов и требуя карету. Это несколько сбило жандармов с толку. Затем появилась заплаканная Вера с судком Артемия Ивановича, которую утешал кирасирский ветеринар.
— Господин жандарм, там моя мать! — она обратилась к жандармскому ротмистру как к старшему из присутствовавших по званию.
— Они застрелили ее? — спросил тот.
— Ох, я ничего не знаю! — всхлипнула Вера.
— Я видела, это был дьявол! — сказала дама, кричавшая в поезде «пожар». — Он появился прямо в окне, как раз мы только проехали Александровскую.
— А сами они
— Да вот же их несут!
На тормозную площадку первым появился Артемий Иванович, у которого из-под мышек торчали ноги генеральши в галошах. Фаберовский нес ее за плечи, то и дело коленом поправляя у нее на голове капор, который все время норовил свалиться. Неуклюже развернувшись на площадке, они шагнули на дебаркадер.
— Ну, принимайте же! — крикнул жандармам Артемий Иванович. — Тяжело же держать!
— А ну, голубчики, руки вверх! — крикнул ротмистр, доставая из кобуры револьвер. Он сразу узнал двух мазуриков по словесному описанию, телефонированному из Петербурга.
Артемий Иванович, а за ним и поляк послушно подняли руки, и генеральша мешком шлепнулась о перрон.
— Палачи! — крикнул кто-то из пассажиров. — Убийцы!
Жандармы, как один, повернули в сторону кричавшего головы.
— Да поднимите вы бабку! — рявкнул ротмистр, а сам двинулся сквозь толпу, чтобы арестовать горлопана.
— Ну, желаем выздоровления вашей матушке, — сказал Артемий Иванович и взял у Веры судок. — Давай-ка, Степан, в буфет поскорее! Отсидимся там. Неровен час, жандармы сдуру стрелять начнут, бумажек не спрашивая.
И они с Фаберовским поспешили укрыться в буфете. За сегодняшний день они были первыми посетителями. Буфетчик, в длинном белом фартуке и черном пиджаке, с постным лицом проверял на запах блюда, стоявшие на прилавке. Те, запах которых вызывал у него сомнения, посыпались им перцем из ящичка, который он выдвигал из-под низа большой мельницы.
— Вот тут я единственный раз в жизни икрою блевал, — сказал Владимиров, обводя рукою кругом. — А не пропустить ли нам малым делом? Буфетчик, нам с этим господином водочки. Ну, я и перепугался, Степан. Думал, это нас арестовывать будут. А у них тут в Гатчине весело — смотри, как жандармы по платформе носятся, будто потеряли что. Видать, тот горлопан сбежал. Ан нет, споймали. Вон двоих ведут. Один в шубе, вполне приличный господин. А вон еще одного в шубе поймали, а рядом с ним другого, поплоше. Может, тут у них в шубах не дозволено ходить теперь? Ты, Степан, покуда из буфета не выходи. А вон и генеральшу понесли к карете. Ну, наконец-то. Вишь, как ее здесь любят. Кирасир для сопровождения прислали. Ох, опять уронили. Да где ж тут здоровье сохранишь при таком отношении? Человеколюбивей надо быть с государевыми подданными!
На станцию действительно прибыл полуэскадрон кирасир, которые бестолково и хаотично скакали по привокзальной площади, пугая извозчичьих лошадей, мирно дремавших справа от вокзала. Сквозь буфетное окно Артемий Иванович с Фаберовским наблюдали за их странными экзерцициями, размышляя вслух, что бы это могло значить.
— Ну, да нас это не касается! — подытожил их беседу Артемий Иванович. — Давай еще по одной дернем, и на морозец. Времени уже полдень, а нам еще в Дворцовое управление, пропуск к Черевину получать.
Они взяли в буфете еще по стопочке, выпили, крякнули, и вышли на улицу.
— Вот они! — крикнул жандармский ротмистр. —
Он выхватил револьвер, пальнул в воздух и побежал к воображаемым злоумышленникам. Еще двое жандармов присоединились к нему.
— Кажется, все-таки это по нашу душу, пан Артемий, — неуверенно сказал Фаберовский.
— Может, побежим? — спросил Артемий Иванович.
— Лучше сдаться. У нас же открытые листы.
Однако затем произошло совершенно неожиданное. Услышав выстрел жандармского офицера, кирасиры сперва сбились в кучу, потом командовавший ими корнет с жидкими усиками подал команду «Шашки вон!» и «Марш-марш!!!», сверкнули клинки, и дюжина лошадей понеслась по площади.
— Мама! — промолвил Артемий Иванович и побежал налево, туда, где виднелись деревенские избы и ограда Приоратского парка. Шагов через двадцать, несмотря на тяжелую шубу, поляк обогнал его.
— Если добежим до парка, может быть, спасемся, — крикнул он на бегу.
— Руби их! — услышали они за спиной. — Не дай им в Загвоздки уйти!
Артемий Иванович обернулся. Кирасиры неслись плотной массой, пена падала у лошадей с удил, безумные лица всадников кривились в оскале. Ноги у Владимирова внезапно стали ватными, от страха он не мог сделать больше ни шагу. Скакавший впереди корнет промчался мимо Артемия Ивановича, настиг Фаберовского и рубанул шашкой по спине. Поляк кулем завалился в снег, вылезший в прореху соболиный мех окрасился кровью.
— А-а-а! — закричал в отчаянии Артемий Иванович и взмахнул судком. Наполненная свиными котлетами, жареной картошкой с каперсами, пикулями и спаржей мельхиоровая посудина описала в воздухе полукруг и смертельный удар, направленный кирасиром в голову Артемия Ивановича, не состоялся. Шашка глухо звякнула и улетела в сугроб. Последнее, что запомнилось ему, прежде чем он впал в безумие, было растерянное простецкое лицо кирасира, внезапно оказавшегося без оружия.
— Лягай! — завопил Артемий Иванович, размахивая судком. — Здесь бомба! Сейчас е…! Всех положу! Лягай, кому говорят! Все, бросаю!
Артемий Иванович зажмурил глаза, ожидая удара шашкой, но его не последовало. Он открыл глаза и увидел, что все кирасиры как один спешились и лежат плашмя, уткнувшись рожами в снег. Не переставая вращать над головой судком, он оглянулся и с облегчением увидел, что поляк стоит на четвереньках и ищет в снегу очки. Чуть дальше был виден корнет, мчавшийся среди домов Большой Загвоздки. Доскакав до последней избы, он сиганул с лошади прямо через забор и исчез. Раздался бешеный лай собаки.
Артемий Иванович подбежал к Фаберовскому и помог ему встать.
— Ну, как ты, Степан? — со слезами в голосе спросил он.
— Не вем, не вем… — бормотал поляк, обводя вокруг безумным взглядом.
— Бежим скорее, пока эти не прочухали, — сказал Артемий Иванович, поднял из снега очки, надел их поляку на нос и потащил его к парку.
Кирасиры быстро поняли, что пока взрыва не будет, вскочили на ноги, а затем и вернулись в седла. Артемий Иванович вновь принялся вращать над головой свой судок, но это было и не очень нужно. Кирасиры нагнали беглецов, однако приближаться ближе, чем на пять шагов не решались, хотя и размахивали воинственно шашками. Постепенно крики и вопли Артемия Ивановича оказывали на них все меньше влияния. Двое особенно отважных проехали вперед и преградили им путь в Большие Загвоздки.