Три легенды

Кликин Михаил Геннадьевич

Девочка подняла личико. Глаза ее были полны слез

– Потому что я должна убить человека, – ответила она.

– Кого? – удивилась ведьма.

– Старого однорукого Вигора, – сказала Таура.

– Но это я должна его убить.

– Нет, я. Ты только мое орудие. А убью его я.

– Ты не хочешь этого?

– Разве это как-то поможет мне? – сказала Таура голосом Миры. – Я все равно не смогу вернуться.

– Сможешь, – откликнулся кто-то третий.

Высокий черный человек, лицо которого было закрыто клубящейся

тьмой, встал между девочкой и ведьмой.

– Кто ты? – спросила ведьма, отшатнувшись и вытянув перед собой сухую руку, похожую на мертвый сук.

– Я Хранитель Талисмана. Девочку можно вернуть, как и любого другого мертвого человека. Я способен сделать это. Хочешь?

Ведьма вдруг подумала, что возможно это уже не сон.

– Хочешь? – повторил человек. Тьма, скрывающая его лик, стала бледнеть. Из черноты проступил бледный овал лица – скулы, нос, провалы рта и глазниц.

И ведьма вдруг закричала, с ужасом понимая, что говорит что-то не то, что несет нечто совсем дикое, нелепое, страшное, но она уже не могла остановиться:

– Нет! Нет! Я хочу уничтожить колдуна! Я не хочу возвращать ее! Не хочу! Мне нужен только Вигор! Не она! Проклятый колдун! Мне не нужна моя дочь! Мне нужна месть! Месть!..

– Как хочешь, – равнодушно сказал черный человек, раскинул полы плаща, которые тотчас превратились в крылья, знакомо захохотал – «Серая птица!», – вспомнила ведьма, и мороз пробежал по коже, – присел, оттолкнулся ногами-лапами и взлетел прямо к беснующимся молниям. Миг – и он слился с черным небом. Ведьма умолкла на полуслове, опустила глаза.

Тауры не было.

Только сухое дерево, жуткое и одинокое стояло посреди каменистой пустыни.

Дерево и ведьма.

А над ними бушевала немая гроза.

Ведьма проснулась рано. Было темно.

Сон забылся, помнилась только плачущая Таура и сухое исковерканное дерево. И еще остался какой-то неприятный осадок на душе, непонятное чувство вины.

Спать не хотелось.

Ведьма встала. Тихонько, чтоб не разбудить хозяйку, оделась, наспех заправила постель.

Пора уходить. Через час рассветет.

Скрипнула рассохшаяся половица.

– Встала? – негромко окликнули ведьму с лавки.

– Спи. Я ухожу.

– Мне тоже пора вставать, – Мира выползла из-под большого вылинявшего полушубка, которым укрывалась вместо одеяла, спустила ноги на пол, заразительно зевнула. – Надо печь топить, а то совсем избу застудим. Холодные теперь ночи.

– Осень, – сказала ведьма. – Скоро зима. Мне надо торопиться.

– Каждый час на счету? – улыбнулась Мира.

– Именно.

– Хоть позавтракай.

– Не могу. Тяжело мне. Надо идти, так легче.

– Приснилось что-то? – догадалась Мира.

– Не помню.

– Бывает… Ну хоть в дорогу чего возьми, сейчас я соберу быстренько.

– Не надо. У меня все есть, – ведьма

шагнула к дверям, потом вспомнила, остановилась: – Разве вот только спички…

– У меня нет, – развела руками Мира. – Я по старинке, искрами…

– Ну ничего, так обойдусь.

– Я провожу, – сказала Мира, накидывая полушубок на плечи.

Они вышли в сени, отодвинули засов и…

– Нет! – Мира отшатнулась от открывшеся двери. В глазах ее был ужас.

– Что? – Ведьма заслонила хозяйку собой, осторожно выглянула наружу, в сумрак.

Туман. Ничего не видно.

– Что? Кого ты увидела?

– Туман, – Мира отступила еще на шаг. В ее дрожащем голосе слышался панический страх. – Я боюсь его. С самого детства. В тумане умерли мои родители. Их убили маленькие уродцы…

– Вон оно что… – протянула ведьма, прикрыв дверь. – И ты тоже… Но не бойся, это обычная утренняя изморось.

– Я понимаю, – Мира несколько успокоилась. Взяла себя в руки, хотя было заметно, как напряжено ее лицо, как дрожат губы. – Я знаю, но ничего не могу поделать с собой. Я боюсь тумана. Не могу…

– Иди домой, – сказала ведьма. – Я найду дорогу. Чего ее искать?

– Хорошо, – согласилась Мира, но осталась на месте.

Ведьма вновь открыла дверь и, обернувшись, попрощалась:

– До свидания, хозяйка. – Она задержалась на пороге, не зная, стоит ли говорить то, что крутится на языке. И в конце-концов не сдержалась: – А знаешь, ведь это Вигор убил твоих родителей. Это его туман, его демон, его карлики. Все это сотворил проклятый колдун. Это он…

Мира вздрогнула, заслонилась руками, словно хотела этим жестом отгородиться от ранящих слов. Попросила жалобно:

– Не надо, – казалось, что она не совсем понимает, о чем толкует ведьма.

– Да, это его рук дело… Разве теперь ты не хочешь отомстить за смерть своих близких?

– Нет! Нет, нет, нет…

– Странно, – пробормотала ведьма, разом потеряв интерес к этому разговору. Она шагнула в туман и тихонько прикрыла дверь. Какое-то время – довольно долго – она стояла на крыльце, со всех сторон окруженная влажной стылой мутью и предрассветной тьмой. Слушала окружающие звуки: шорох осыпающихся капель, шелест листвы, вздохи сонной скотины… Заставив вздрогуть, проскрежетал засов – это Мира заперла дверь.

Ведьма сошла с крыльца и вновь остановилась под окнами гостеприимного дома. Коснулась ладонью резных наличников. Провела пальцами по шершавым некрашенным доскам. Прислонилась боком к бревнам-ребрам. Почуяла их живую теплоту.

Дом…

Туман начал сереть. Высветлилось небо. Проступили из мглы черные туши изб, показались ближайшие деревья. Деревня словно вырисовывалась на грязном холсте…

Шло время, а ведьма все никак не могла оторваться от теплой стены. Следила зачаровано за неспешным рождением мира, в центре которого находилась сама.