Три лилии Бурбонов
Шрифт:
С последним, как и с герцогом Бекингемом, Генри познакомился в Испании. Конечно, он не рассказывал Генриетте Марии о том, что принц не отличался особыми способностями, поздно научился ходить и говорить и испытывал проблемы со здоровьем.
– Он был робок, молчалив, упрям, - так характеризует Карла в своей книге «Герцог Бекингем» французский писатель Дюшен Мишель.
– Глубоко осознавая своё королевское достоинство, он, как в общественной, так и в частной жизни, вёл себя сдержанно, что было несвойственно его отцу. У Карла напрочь отсутствовало то, что мы теперь называем общительностью.
– Он не проявлял нежности ни
Вообще, никто не возлагал на Карла особых надежд, пока после неожиданной кончины его старшего брата Генри Фредерика он не стал наследником престола. По натуре человек слабохарактерный, Карл тоже искал поддержки в ближайшем окружении, но, в отличие от отца, не был замечен в гомосексуальных наклонностях. Джермин же расписал его Генриетте Марии как прекрасного принца с безукоризненным нравом и поведением. Его похвал удостоился также и Бекингем:
– Я очень благодарен герцогу за честь и одолжения, оказанные мне в Испании!
Неофициальные беседы маленькой мадам с Джермином заложили основы нежной дружбы между ними.
В апреле на помощь Кенсингтону король Англии снарядил новое посольство во главе с шотландцем Джемсом Хеем, графом Карлайлем, который привёз с собой красавицу-жену Люси Перси. Карлайл был известен своим богатством и своей утончённостью. Но, в отличие от Кенсингтона, он не был красив. Его лицо Елизавета Стюарт, сестра принца Уэльского, охарактеризовала как «верблюжья морда», зато его фигура была идеальной.
Генриетта Мария получила разрешение от матери принять Карлайла и Кенсингтона и дважды со слезами на глазах прочла переданное ей письмо Карла, прежде чем спрятать его в свой шкафчик. Послам, в свой черёд, был передан её портрет. Затем Кенсингтон попросил разрешение на личную беседу с принцессой
– О чём это Вы собираетесь говорить с моей дочерью? – с подозрением поинтересовалась Мария Медичи.
На что англичанин надменно ответил:
– Ничего неподходящего для ушей такой добродетельной принцессы.
Но так как флорентийка настаивала на том, чтобы услышать образец «свободного любовного языка», Кенсингтон удовлетворил её просьбу. Выслушав его, королева-мать с улыбкой махнула рукой:
– Хорошо! Хорошо! В этом нет ничего опасного! Я доверяю Вам!
– Я тоже не злоупотребил её доверием, - доносил посол принцу. – поскольку не слишком отступил от сказанного и всё повторил мадам, которая выслушала меня с радостью и со сдержанной учтивостью поблагодарила Ваше Высочество, велев передать, что чрезвычайно обязана Вам.
Таким образом, Кенсингтон считал, что успех переговоров зависит от Марии Медичи. Но Карлайл, поговорив с первым французским министром Ришельё, сразу же предупредил своего повелителя, что именно кардинал является истинным правителем Франции.
Дискуссии между ними проходили бурно, наталкиваясь на всё те же подводные камни, что и во время англо-испанских переговоров. Желая погасить свои долги, Яков I хотел, чтобы приданое Генриетты Марии составило 1 000 000 экю золотом. Но, в конце концов, согласился на 800 000 экю. Для сравнения, размер приданого Елизаветы составил 500 000 экю, а у Кристины - 400 000 экю. В отличие от английского короля, Людовика XIII больше волновала религия. Деньги были средством давления на Якова I, от которого Франция хотела получить гарантии по поводу прекращения преследований английских католиков.
Другая трудность заключалась в том, что папа не спешил давать своё согласие на брак католички с протестантом. Вместо этого святой отец предлагал выдать замуж Генриетту Марию за дона Карлоса, младшего брата короля Испании, с тем, чтобы они получили во владение Фландрию. Узнав об этом, Яков I в августе согласился издать акт в пользу католиков своего королевства. А Мария Медичи отправила в Рим аббата Пьера де Берюля, основателя французского отделения католического общества ораторианцев.
Наконец, поздним сентябрьским вечером послы объявили, что соглашение достигнуто в присутствии двух королев и маленькой мадам, так как король был на охоте. Радость Марии Медичи была чрезмерной. Анна Австрийская же воскликнула:
– Если бы мне подарили королевство, то я бы радовалась меньше!
(Впрочем, возможно, ей просто надоели колкости золовки и она рада была избавиться от неё).
Затем все взоры обратились на Генриетту Марию, которая, одарив послов сияющим взглядом и улыбкой, поспешила удалиться, чтобы насладиться своей радостью наедине. Но тут её догнал Гастон, до которого тоже дошли хорошие вести:
– Согласитесь, что это самый счастливый день в Вашей жизни!
Хотя Кенсигтон не слышал ответ принцессы, однако был уверен, что она ответила утвердительно. Королева-мать приказала фрейлинам петь диферамбы жениху своей дочери, дабы убедить ту, что она любимица Фортуны, и Генриетта Мария слушала их с нескрываемым удовольствием. Со своей стороны Кенсигтон, надо отдать ему должное, сделал всё, чтобы интерес Карла к его невесте не ослабевал. Однажды он вошёл в комнату маленькой мадам, которая пела, стоя к нему спиной, и был поражён её мастерством, о чём поспешил уведомить принца Уэльского.
Кларендон, в свой черёд, старался не отставать от него, и когда, устав ждать разрешения папы на брак, 20 ноября два короля решили подписать предварительные брачные статьи, он сообщил Карлу, что Мария Медичи при этом сказала маленькой мадам:
– Радуйся, дочь моя, как радуюсь я сама, от всего сердца!
И Генриетта Мария радовалась. Так, если день проходил без встречи с англичанами, она говорила, «что это равносильно смерти для неё». Её утешали только письма от Карла.
Принц Уэльский хотел было сам пересечь Ла-Манш и привезти супругу, но Яков I воспротивился: ему хватило поездки сына в Мадрид. Было решено, что в Париж отправится Бекингем и заключит брак по доверенности, а затем, в середине марта, привезёт принцессу в Англию.
В январе 1625 года из Рима пришло разрешение на брак, а в марте скончался Яков I. Поэтому свой брачный контракт 8 мая жених Генриетты Марии уже подписывал в качестве нового короля Англии.
Как написал позже в своих мемуарах Ришельё, это событие было «почётно и полезно для Церкви и государства».
– Плодотворно для Церкви, - продолжает он, - поскольку таким образом она будет избавлена от преследований, которым она может подвергнутся в этом королевстве; плодотворно для государства, поскольку эта принцесса (Генриетта Мария), будучи католичкой, не только сможет предотвратить то, что французские гугеноты не получат никакой помощи из Англии, но, кроме того, сможет предоставить её французским католикам благодаря абсолютной власти, которую она будет иметь среди своих.