Три любви
Шрифт:
Словно кто-то подбросил масла в огонь ее тревоги, полил желчью свежую рану ее ревности – так подействовало на нее неожиданное подтверждение ее страхов. Необъяснимым образом вся ее открытая нежность исчезла, мягкость моментально превратилась в горечь, лицо окаменело, губы сжались в тонкую линию. Беспомощно мигая от яркого света лампы, она почувствовала себя чужаком, который неожиданно вторгается в теплую компанию. А ведь она хозяйка дома! Несколько мгновений Люси молчала, глядя на остальных, потом заговорила голосом, вибрации которого
– Значит, вы случайно столкнулись.
Питер издал короткий возбужденный смешок.
– Столкнулись, – повторил он. – Как забавно ты сказала. Они приехали одним поездом, мама.
– Понятно, – задыхаясь, пробормотала она.
– Посмотри же, мама! – вскричал мальчик, и в его тоне прозвучал восторг. – Посмотри, что привезла мне Анна.
Он с гордостью протянул ей модель яхты – чудесный изящный кораблик с белыми парусами, очаровательный и дорогой подарок.
– Это чудо, а не яхта! – с энтузиазмом провозгласил Фрэнк. – Наверное, Анна потратила на нее целое состояние. В воскресенье я сам запущу ее.
Люси пристально посмотрела на него.
– Ну скажи, мама, скажи! – прокричал Питер, теребя ее за платье. – Скажи, что она чудесная.
– Похоже, вы все находите ее чудесной, – с мучительной обидой проговорила Люси, почувствовав вдруг, как в жаркой комнате зарделись ее обветренные щеки.
Неожиданно наступила неловкая пауза. Анна наблюдала за Люси, выпятив нижнюю губу, и, казалось, улыбалась, хотя улыбки не было и в помине. Потом она воскликнула:
– Мы думали, ты потерялась!
– Нет, – неторопливо произнесла Люси ледяным тоном, – все что угодно, только не потерялась.
– Моя яхта… – обиженно пробубнил Питер, поглаживая сверкающий корпус. – Моя прекрасная яхта. Могла бы сказать, что она тебе нравится.
– Замолчи! – сердито вскрикнула Люси. – Мне есть о чем подумать, помимо твоих игрушек.
Она ничего не могла с собой поделать. Ей, истерзанной страданиями, угрожает крах прежней жизни, а тут надоедают с какой-то чепухой: подарком ее сыну от Анны.
Прозвучал гонг к вечернему чаю.
– Что ж, – наконец сказал Мур и поднялся, – даже если мы чем-то недовольны, мы должны питаться.
Люси покраснела еще больше, но, не говоря ни слова, повернулась и пошла в столовую.
– Куда ты запропастилась? – спросил Мур, когда они уселись за стол. Он был в хорошем настроении и, казалось, желал ей угодить, успокоить ее. – В это время ты нечасто выходишь.
– У меня есть свои дела, – сурово ответила Люси. Она заметила ласковые нотки в его голосе, но ее горькие подозрения никуда не делись. – Думаю, ты это понимаешь.
– Да, – мягко согласился он, – это верно, дорогая.
Снова последовала пауза, неловкая, неестественная пауза. Потом заговорила Анна.
– Забавно, Люси, – сказала она с необычной для нее любезностью, – мы с Фрэнком ехали в одном поезде и узнали об этом только
– Действительно, – скривив губы, отрезала Люси. – Это просто невероятно.
И все же попытка выказать свое недоверие не принесла ей облегчения. Она, конечно, полагала, что Анна ее обманывает, а иначе как объяснить ее необычайную приветливость? Бедная Люси! Будь Анна в дурном расположении духа, измученная подозрениями Люси могла бы сослаться на ту же причину.
Этот ужин стал для нее просто невыносимым. Она с трудом глотала, давясь каждым куском. У нее вдруг возникло желание выбежать на свежий воздух, спастись от нестерпимого бремени мыслей. Но она не могла пошевелиться, не могла встать. Она была вынуждена сидеть, слушать и наблюдать, ибо некая нарастающая сила заставляла ее болезненно ловить каждое слово или взгляд, которым обменивались эти двое; любой жест, который мог бы подтвердить ужасную правду, терзающую и приводящую ее в ярость.
Но наконец ужин закончился. Анна сразу вернулась в гостиную. Питер побежал наверх, нежно прижимая к себе яхту. Нетта убрала со стола и ушла в кухню. Супруги были одни. Настал момент, которого Фрэнк, очевидно, тоже ждал, поскольку без обиняков спросил:
– Люси, что случилось, дорогая моя? Я думал, мы обо всем договорились.
Она поднялась, закрыла дверь, которую Нетта оставила распахнутой, потом села со сжатыми губами и посмотрела на него. Ее добрый настрой пропал, теперь она была полна горячей решимости и без колебаний твердо сказала:
– Я хочу поговорить с тобой, Фрэнк.
– Что ж, – ответил он с миролюбивой улыбкой, – это не повод делать лицо как на похоронах.
– Знаешь, оставь мое лицо в покое, – процедила она строго, – если оно тебе не нравится.
– Не надо придираться к словам, Люси, – торопясь, мягко произнес он. – Ты же понимаешь, что это шутка.
– У меня нет настроения шутить, – колко сказала она. – Более серьезной я никогда не была.
– Но, Люси, – почти умолял он, – что с тобой такое?
– Я серьезно, Фрэнк, – с внутренним напряжением произнесла она. Ее тон не оставлял сомнений в значимости ее слов. – Я кое в чем тебя подозреваю. Это ужасная вещь. Но от этого сам факт не меняется. И более того, есть лишь один выход из такого положения. Ты должен сказать правду. Ответь… – Ее голос вдруг возвысился и задрожал. – Ответь, ты был любовником Анны?
Это было обвинение.
– Что? – чуть не задохнулся он.
– И не только это! – с горячностью выкрикнула она. – Скажи, был ли ты отцом ее ребенка?
Он в оцепенении уставился на нее, и его лоб медленно залился краской. Так вот оно – объяснение всему. Она пришла к ужасающему выводу. И она ошибается – страшно ошибается.
– Так вот оно что… – с запинкой произнес он наконец. – Вот как ты думаешь обо мне.
– Скажи! – снова прокричала она пронзительно. – Не видишь – я жду!