Три метра над небом
Шрифт:
– Дани, где предки?
– Паллина, а ты что тут делаешь?
– Скажи, где они?
– Их нет дома.
– Отлично! Вешай трубку. Не занимай телефон.
– Но я говорю с Андреа. А где Баби? Она пошла за тобой.
– Вот поэтому и кончай говорить. Может, она звонит. Когда я ее видела последний раз, она на мотоцикле удирала со Стэпом от полиции.
– Да ну?
– Ну да!
– Ну и сестричка у меня.
Пыль понемногу рассеялась. Низкие серые облака плывут по безлунному небу. Вокруг тишина. Ни единого лучика. Кроме маленького фонаря на высокой стене дома. Баби отлепляется от стены. В нос ей ударяет запах удобрений с полей. Легкий ветерок играет с ветвями. Одна, в незнакомом месте. На этот раз ей и вправду страшно. С правой стороны издалека доносится лошадиное ржание. Это конюшни в деревне, скрытой во тьме. Она движется к фонарю. Медленно-медленно, по стеночке, вцепившись рукой в изгородь, осторожно
Паллина выходит из подъезда, осторожно прикрывает дверь, чтоб не захлопнулась. Вынимает из кармана ключи, отворачивает коврик и кладет их под него. Баби пока не звонила. Но так ей хотя бы не придется трезвонить, чтоб войти. Тут она слышит шум машины. На повороте во дворик останавливается Mercedes 200. Родители Баби. Паллина выпускает коврик и бежит ко входу. Ей кажется, что за ней гонятся по пятам. Единым духом взлетает по ступенькам, вбегает в дом и закрывает дверь.
– Дани, быстро, там предки приехали.
Даниела совершает ночной набег на холодильник. На это раз ей придется остаться голодной. Диета обязывает. Она захлопывает дверцу холодильника. Бежит к себе в комнату и закрывает за собой дверь. Паллина уходит в комнату Баби и, не раздеваясь, ложится в постель. Сердце так и ухает. Прислушивается. Вот опустилась створка гаража. Еще пару минут. В полутьме на стуле виднеется форма. Баби приготовила ее, прежде чем убежать. Рассчитывала скоро вернуться. Да уж, угадала. На этот раз ей крупно не повезло. Если бы только знать, где Баби, уж она бы ей задала. Вляпалась по полной.
Паллина подтягивает простыню до подбородка и отворачивается к стене, а в замочной скважине в это время уже скрежещет ключ.
21
Стэп несется по Лунготевере, объезжает пару машин, затем включает третью, увеличивает скорость. Полицейские по-прежнему на хвосте. Только бы добраться до пьяцца Трилусса. В зеркальце он видит машину, она совсем близко. Перед ним две машины. Стэп притормаживает, газует. Третья. Мотоцикл прыжком срывается вперед. Пролетает точнехонько между ними. Одна машина шарахается в сторону. Другая так и продолжает ехать посреди дороги. Кретин за рулем даже и не заметил ничего. Полиция заходит справа. Колеса с шумом въезжают на тротуар. Вот она, пьяцца Трилусса, перед ним. Притормаживает. Резко бросается влево. Кретин со скрипом тормозит. Стэп кидается в переулочек перед фонтаном, что объединяет две Лунготевере. Проезжает между низких мраморных колонн. Полицейские, застряв, тормозят. Им не проехать. Стэп газует. Есть! Полицейские выходят из машины. И успевают увидеть только влюбленную парочку да ребят, повскакавших с тротуара, чтобы дать проехать чокнутому на мотоцикле с погашенными фарами. Стэп еще какое-то время не сбрасывает скорость. Смотрит в зеркальце. Позади все чисто. Только какая-то машина вдалеке. Ночные ездоки. Больше за ним никто не гонится. Он включает фары.
Клаудио открывает холодильник и выпивает стакан воды.
Раффаэлла направляется к спальням. Прежде чем лечь
Стэп слетает в переулочек. Подъезжает к калитке, где оставил Баби, подняв тучу пыли. Оглядывается. Баби нет. Жмет на клаксон. Молчание. Глушит мотор. Пытается дозваться до нее: «Баби!»
Тишина. Исчезла. Он уже было заводил мотоцикл, когда откуда-то справа до него донесся шелест. Шел он из-за изгороди.
– Я тут…
Стэп смотрит сквозь темные доски:
– Да где?
– Здесь! – в щель между досками просовывается рука.
– Что ты там делаешь?
Стэп видит ее огромные голубые глаза. Они сверкают чуть выше руки, между двумя другими досками. Их освещает только луна, взгляд испуганный.
– Вылезай.
– Не могу, мне страшно!
– Страшно? Почему?
– Тут здоровенная собака, без намордника.
– Да где? Нет тут никакой собаки.
– А раньше была.
– Теперь-то нету, слышишь?
– Ну и что, что нету, я все равно не могу вылезти.
– Почему?
– Мне стыдно.
– Стыдно? Отчего?
– Ниотчего, не хочу говорить.
– Ты там что, совсем рехнулась? Ну как хочешь, а мне надоело. Я уезжаю.
Стэп заводит мотоцикл. Баби стучит рукой по доскам.
– Подожди!
Стэп снова глушит мотор.
– Ну?
– Я сейчас вылезу, только обещай, что не будешь смеяться.
Стэп глядит на эту доску с голубыми глазами, затем прижимает руку к сердцу.
– Обещаю.
– Точно обещаешь?
– Я же сказал…
– Точно?
– Точно.
Баби просовывает руки в щели и взбирается на изгородь. В конце концов она спрыгивает. Стэп поворачивает мотоцикл, освещая ее фарой.
– В чем это ты?
– Убегала от собаки, перепрыгнула через ограду и упала.
– И вся вымазалась в грязи?
– Ну да… это навоз.
Стэп громко хохочет:
– Ну ты даешь – навоз! Это что-то с чем-то! Ни за что не поверю! – не может уняться он.
– Ты же сказал, что не будешь смеяться. Ты обещал!
– Да, но это уже через край. Навоз! Блин, ну такого просто не бывает! Ты – и в навозе. Охренительно! Полный кабздец!
– Так и знала, что тебе верить нельзя. И обещания твои ни гроша не стоят.
Баби подходит к мотоциклу. Стэп обрывает смех.
– Стоп. Ты что делаешь?
– Как – что? Сажусь.
– Ты что, с ума сошла? Как ты поедешь на моем мотоцикле такая перемазанная?
– Ну да, а что же еще делать? Раздеться?
– Ну не знаю. Но такой грязной ты со мной не поедешь. Это же навоз! – Стэп снова разражается смехом. – О господи, обалдеть просто…
У Баби лопается терпение.
– Ты что, издеваешься?
– Я совершенно серьезен. Если хочешь, могу дать тебе куртку – прикрыться. Но шмотки сними все-таки. А то не повезу.