Три мушкетера в Африке
Шрифт:
– Позвольте, господа, – лепетал наш гурман, полузасыпанный песком. – Мне снился ужин из шести рыбных блюд. Подобное с каждым может случиться.
– Другой раз выбирай сны с умом. Не к месту сейчас во сне всякие вкусности видеть.
– Пусть тебе приснится, что у нас какая-никакая, но всегда есть жратва!
Бедняге Левину пришлось бы худо, не вмешайся Альфонс Ничейный. Молча схватил за руку главного забияку, и тот, вскрикнув от боли, рухнул на колени. Два других заключенных попытались было оттолкнуть Альфонса, завязалась драка. Хопкинс и я мигом бросились на выручку.
Наконец к месту происшествия подоспели конвоиры и Потрэн.
– Что тут стряслось?
– Видите ли, меня хотели закопать, – жалобным голосом выговорил Левин. – По-моему, такое даже в Легионе не поощряется.
– А кто дрался? – Глаза сержанта блеснули, уж он-то знал, что драка без нас не обойдется.
– Эти три господина вступились за меня.
– Господина? – с издевкой переспросил Потрэн. – Значит, мы сопровождаем не бандитов и мерзавцев, а благородных господ? Все трое получат завтра половинную норму воды.
…Ну на редкость невезучий тип наш Потрэн! Кто-то стащил у него фляжку с водой. Тяжелое испытание – переход в пустыне, без воды, тем более что двинулись в путь мы уже в пять утра.
В пустыне, да среди арестантов и штрафников – они народ отпетый – пакостей только и жди. На дополнительную кружку воды, конечно, нечего было и рассчитывать, нарушить правила даже Потрэн был не властен. Но он об этом и не помышлял – твердый орешек.
Прошагал без воды до вечера. По Сахаре! Тут любой молодой давно загнулся бы, а этот знай себе прет вперед. Правда, глаза налились кровью, и время от времени он останавливается, хватая ртом воздух, а потом… опять тащится дальше.
Мы таких страданий не испытывали. Ловкач Хопкинс где-то раздобыл бутылку воды, равную полной суточной норме. Остается только гадать, как это ему подфартило. Вот что значит находчивость и сноровка! Утолив жажду, мы запели, что явно раздражало Потрэна: жила у него на лбу вздулась и пульсировала. Сержант устраивал себе короткие передышки – закроет глаза, сделает глубокий вдох и… вперед.
Железный человек, право слово! Неважно, друг ли, недруг ли, перед таким героизмом шляпу долой. Я не выдержал, подошел к нему.
– Чего тебе, мерзавец? – устало поинтересовался он.
– Мы и малым количеством воды перебьемся, господин сержант. Позвольте предложить вам глоток-другой…
Он смерил меня взглядом, полным глубочайшего презрения.
– Выходит, и половинная норма для вас велика? Ну-ну… Захлебнитесь вы своей водой! Чтобы я принимал помощь от гнусных мошенников, на которых пробу негде ставить?! Если президент республики когда-нибудь спросит меня: «Скажите, Потрэн, как вам после двенадцати лет безупречной службы удалось без капли воды выдержать переход по пустыне?» – я отвечу: «Видите ли, господин президент, кучка негодяев сжалилась надо мной!..» Ну уж, коль скоро сам напросился, вот мой приказ тебе и остальным двоим: во время вечернего привала воздвигнуть оборонительный вал метровой высоты для отражения вражеской атаки сегодня ночью. Ваша задача – натаскать побольше камней.
Ответный удар – так надо понимать. Война вспыхнула вновь.
Вечерок
– Господин сержант! Необходимые для строительства укрепления камни собраны.
Потрэн смерил нас взглядом. Он тоже прекрасно понимал, какой ценой далось нам это «укрепление». Кто выстоял в пустыне после таких нагрузок, обладает железной выдержкой и здоровьем.
– Вольно! Убирайтесь с глаз моих долой, канальи!
Вскоре после полуночи нас растолкал старший караульный – злой, как черт.
– Сержант, разрази его гром, вишь ты, опасается нападения. Велел вам троим патрулировать вокруг лагеря.
Жестокая забава, ничего не скажешь. Целый день брести под палящим солнцем, вечером камни таскать, а теперь, когда руки-ноги ноют от усталости, разгуливать по остывшей Сахаре! И наутро, едва солнечная топка раскочегарится, безо всякой передышки снова в поход.
Но когда этап двинулся в путь, мы снова запели.
2
Бедняге Потрэну решительно не везет! В полдень объявили привал, пока хоть немного не спадет жара. Мы повалились, сбросив с себя одежду как попало, и всех сморил сон.
Какой-то негодяй возьми да переставь башмаки Потрэна из тени на солнце.
Шутка не только глупая, но и грубая, ведь на жаре кожа быстро ссыхается, башмаки коробятся, и ноги в них вобьешь с трудом. А уж шагать в такой обувке – мука адова. Мало того, у Потрэна пропали гамаши, и песок беспрепятственно забивался в башмаки, раня и без того натруженные ноги.
Коварная, злая шутка!.. Сержант, правда, вынес страдания без звука, но, думаю, день этот ему запомнился навеки.
Мы втроем сравнительно легко выдержали переход, так как обернули ноги портянками. Хопкинс во время привала подобрал где-то длинные гамаши, и мы разрезали их на портянки.
3
Джунгли обошлись нам всего в девять жертв, что считается редкостью. Бывали случаи, когда из целого этапа ни одна живая душа не добиралась до места назначения, все гибли в пути – от дизентерии, желтой лихорадки или, сбившись с дороги, не могли выбраться из чащи.
От форта Лами до форта Монбрас нас сопровождал туземец, а затем, до Конго, – боевое подкрепление. Места там неблагополучные, не раз мы попадали под обстрел пигмеев и бушменов, не жалевших стрел. Четверо погибли, сраженные отравленными стрелами, двое – от укуса какого-то насекомого, остальных унесла лихорадка.
Итого – девять человек.
А оставшиеся в живых шли, продираясь сквозь джунгли с их влажной духотой, вечным полумраком и удушающим запахом гнили. Врубались в колючий кустарник, ломали ветки, сражались с плетями лиан, похожими на клубки змей, протягивающих к вам свои жала. Отбиваться от тропической нечисти и москитов, атакующих мириадами, и от несметного множества болотных пиявок оказалось бесполезно, укусы и ранки превращались в кровавые язвы.