Три мушкетёра
Шрифт:
Королева вошла в свою комнату.
Д'Артаньян уже собирался уходить, как вдруг почувствовал, что кто-то тихонько прикоснулся к его плечу; он обернулся и увидел молодую женщину, которая знаком предложила ему следовать за собой. Лицо молодой женщины было закрыто черной бархатной полумаской, но, несмотря на эту меру предосторожности, принятую, впрочем, скорее ради других, нежели ради него, он сразу узнал своего постоянного проводника — живую и остроумную г-жу Бонасье.
Накануне они лишь мельком виделись у привратника Жермена, куда д'Артаньян вызвал ее. Молодая женщина так спешила передать королеве радостную весть о благополучном возвращении ее гонца, что влюбленные едва успели обменяться несколькими словами. Поэтому д'Артаньян последовал за г-жой Бонасье, движимый двумя чувствами — любовью и любопытством. Дорогой, по мере того как коридоры становились все более безлюдными, д'Артаньян пытался остановить молодую женщину, схватить ее за руку, полюбоваться ею хотя бы одно мгновение, но, проворная, как птичка, она каждый раз ускользала от него, и, когда он собирался заговорить, ее пальчик, который она тогда прикладывала к губам повелительным и полным очарования жестом, напоминал ему, что над ним господствует власть, которой он должен повиноваться слепо и которая запрещает ему малейшую жалобу. Наконец, миновав бесчисленные ходы и переходы, г-жа Бонасье открыла какую-то дверь и ввела молодого человека в совершенно темную комнату. Здесь она снова сделала ему знак, повелевавший молчать, и, отворив другую дверь, скрытую за драпировкой, из-за которой вдруг хлынул сноп яркого света, исчезла.
С минуту д'Артаньян стоял неподвижно, спрашивая себя, где он, но вскоре свет, проникавший из соседней комнаты, веяние теплого и благовонного воздуха, доносившиеся оттуда, слова двух или трех женщин, выражавшихся почтительно и в то же время изящно, обращение «ваше величество», повторенное несколько раз, — все это безошибочно указало ему, что он находится в кабинете, смежном с комнатой королевы.
Молодой человек спрятался за дверью и стал ждать.
Королева казалась веселой и счастливой, что, по-видимому, очень удивляло окружавших ее дам, которые привыкли почти всегда видеть ее озабоченной и печальной. Королева объясняла свою радость красотой празднества, удовольствием, которое ей доставил балет, и так как не дозволено противоречить королеве, плачет ли она или смеется, то все превозносили любезность господ старшин города Парижа.
Д'Артаньян не знал королеву, но вскоре он отличил ее голос от других голосов — сначала по легкому иностранному акценту, а затем по тому повелительному тону, который невольно сказывается в каждом слове высочайших особ.
Он слышал, как она то приближалась к этой открытой двери, то удалялась от нее, и два-три раза видел даже какую-то тень, загораживавшую свет.
И вдруг чья-то рука, восхитительной белизны и формы, просунулась сквозь драпировку. Д'Артаньян понял, что то была его награда; он упал на колени, схватил эту руку и почтительно прикоснулся к ней губами. Потом рука исчезла, оставив на его ладони какой-то предмет, в котором он узнал перстень.
Дверь тотчас же закрылась, и д'Артаньян очутился в полнейшем мраке.
Д'Артаньян надел перстень на палец и снова стал ждать; он понимал, что это еще не конец. После награды за преданность должна была прийти награда за любовь.
К тому же, хоть балет и был закончен, вечер едва начался; ужин был назначен на три часа, а часы на башне святого Иоанна недавно пробили три четверти третьего.
В самом деле, шум голосов в соседней комнате стал постепенно затихать, удаляться, потом дверь кабинета, где находился д'Артаньян, снова открылась, и в нее вбежала г-жа Бонасье.
— Вы! Наконец-то! — вскричал д'Артаньян.
— Молчите! — сказала молодая женщина, зажимая ему рот рукой. — Молчите и уходите той же дорогой, какой пришли.
— Но где и когда я увижу вас? — вскричал д'Артаньян.
— Вы узнаете это из записки, которую найдете у себя дома. Идите же, идите!
С этими словами она открыла дверь в коридор и выпроводила д'Артаньяна из кабинета.
Д'Артаньян повиновался, как ребенок, без сопротивления, без единого слова возражения, и это доказывало, что он действительно был влюблен.
XXIII
СВИДАНИЕ
Д'Артаньян вернулся домой бегом, и, несмотря на то что было больше трех часов утра — а ему пришлось миновать самые опасные кварталы Парижа, — у него не произошло ни одной неприятной встречи. Всем известно, что у пьяных и у влюбленных есть свой ангел-хранитель.
Входная дверь была полуоткрыта; он поднялся по лестнице и тихонько постучался условным стуком, известным только ему и его слуге. Планше, которого он отослал из ратуши два часа назад, приказав дожидаться дома, отворил ему дверь.
— Приносили мне письмо? — с живостью спросил д'Артаньян.
— Нет, сударь, никто не приносил, — отвечал Планше, — но есть письмо, которое пришло само.
— Что это значит, болван?
— Это значит, что, придя домой, я нашел на столе у вас в спальне какое-то письмо, хотя ключ от квартиры был у меня в кармане и я ни на минуту с ним не расставался.
— Где же это письмо?
— Я, сударь, оставил его там, где оно было. Виданное ли это дело, чтобы письма попадали к людям таким способом! Если бы еще окошко было отворено или хотя бы полуоткрыто — ну, тогда я ничего не стал бы говорить, но ведь нет, оно было наглухо закрыто… Берегитесь, сударь, тут наверняка не обошлось дело без нечистой силы!
Не дослушав его, молодой человек устремился в комнату и вскрыл письмо; оно было от г-жи Бонасье и содержало следующие строки:
«Вас хотят горячо поблагодарить от своего имени, а также от имени другого лица. Будьте сегодня в десять часов вечера в Сен-Клу, против павильона, примыкающего к дому г-на д'Эстре.
К. Б.».
Читая это письмо, д'Артаньян чувствовал, что его сердце то расширяется, то сжимается от сладостной дрожи, которая и терзает и нежит сердца влюбленных.
Это была первая записка, которую он получил, это было первое свидание, которое ему назначили. Сердце его, полное радостного опьянения, готово было остановиться на пороге земного рая, называемого любовью.
— Ну что, сударь? — сказал Планше, заметив, что его господин то краснеет, то бледнеет. — Что? Видно, я угадал и это какая-то скверная история?
— Ошибаешься, Планше, — ответил д'Артаньян, — и в доказательство вот тебе экю, чтобы ты мог выпить за мое здоровье.
— Благодарю вас, сударь, за экю и обещаю в точности выполнить ваше поручение, но все-таки верно и то, что письма, которые попадают таким способом в запертые дома…
— Падают с неба, друг мой, падают с неба!
— Так, значит, вы, сударь, довольны? — спросил Планше.
— Дорогой Планше, я счастливейший из смертных!
— И я могу воспользоваться вашим счастьем, чтобы лечь спать?
— Да, да, ложись.
— Да снизойдет на вас, сударь, небесная благодать, но все-таки верно и то, что это письмо…
И Планше вышел, покачивая головой, с видом, говорящим, что щедрости д'Артаньяна не удалось окончательно рассеять его сомнения.
Оставшись один, д'Артаньян снова прочел и перечел записку, потом двадцать раз перецеловал строчки, начертанные рукой его прекрасной возлюбленной. Наконец он лег, заснул и предался золотым грезам.