Три недели из жизни лепилы
Шрифт:
Не отрывая глаз от документа, Филипп Исаевич поднял левый указательный палец.
— Олег Леонидович! Хочу сразу вас предупредить. Наше отделение славится своими традициями. Вы это очень скоро почувствуете. Оставаясь за старшего, вы несете ответственность, и не только как профессионал. Не менее важно правильно поставить себя в коллективе. Конечно, все мы люди, но… Умеренность во всем! Я говорю так каждому, кто будет у нас работать. Считайте это моей личной просьбой.
— Требованием, — мягко поправила Анжелика Семеновна.
Я утвердительно кивнул. Перо заведующего коснулось бумаги.
Не возражает. Что и требовалось
— Анжелика Семеновна как раз составляет график на следующий месяц. Сообщите ей свои пожелания.
Я решил не сообщать Анжелике Семеновне о початой бутылке коньяка, притаившейся за ножкой кресла. Не исключено, что Анжелика Семеновна тоже ее заметила. Хотя, скорее всего, нет — стояла под неудачным углом.
В ГБО многое зависит от угла зрения. Например, четыре реанимационные койки и две барокамеры проходят в отчетности как шесть стационарных коек. Барокамеры работают в амбулаторном режиме, реанимационным больным сеансы проводят крайне редко. Тем не менее, бальнеологический (по сути своей) кабинет и палата интенсивной терапии сосуществуют под одной крышей.
Барологов даже включают в состав дежурной бригады. И они — совсем уж парадоксально — выходят на дежурства. Штатных реаниматологов не хватает, но они не спешат делить между собой свободные ставки — предпочитают совместителей со стороны. Недостатка в которых не испытывают в связи с относительно спокойными дежурствами в компании хорошеньких морально неустойчивых (как мне говорили) медсестер.
Я сразу запал на Тамару Огневу. Тамара — продукт слияния грузинской, русской и татарской кровей. И какой продукт! Матовая кожа, иссиня-черные волосы, большие карие глаза… А греческий нос! А изгиб коралловых губ! А тонкие запястья! А крохотная ножка с высоким подъемом! И так далее. Как выразился однажды Паша, и кто таких е**т?
Огневу е**т маленький, похожий на человекообразную обезьяну Наум Исаакович Данайский. Наум Исаакович читает Байрона в оригинале. Может и наизусть сбацать. Но сам он не Байрон, он другой. Даже летом носит поверх халата казенную телогрейку. Наума Исааковича знают в лицо. Кто не знает, путают с сантехником.
Разумеется, есть у него и супруга, и взрослый сын. А у Тамары — кореец Витя Сен, с которым она обжимается в курсантской. Витя — хороший парень, умница и весельчак. Вечный студент второго курса. Моложе и симпатичнее Наума Исааковича.
Все уuлы их сложной любовной фигуры оказались заняты. Пустая трата времени. Тем более, что Наум Исаакович сильно помог мне на клинико-анатомической конференции после той смерти в урологии. А Сен слыл экспертом по восточным единоборствам.
Маша Русенкова ворвалась в мою жизнь, как сквозняк врывается в склеп. Досрочно вышла из отпуска. Что вполне в ее стиле. Высокая, худая, льняные волосы, серые глаза — для меня поворот на сто восемьдесят градусов.
Примитивна, но не лишена своеобразного вульгарного шарма. Мисс «Ласковый май».
Я встрепенулся и совершил первую ошибку. Начал с длинной сложной тирады. Маша пропустила ее мимо ушей и уточнила мои намерения.
Я срочно оповестил Пашу, и приблизительно через четыре часа мы ждали Машу с подругой на станции метро «Белорусская», затарившись сухоньким.
После чего взяли тачку и поехали в Марьину рощу. Последовал месяц пьяных песен под гитару и Машиных звонков мужу («Я останусь ночевать у знакомых»). Мой друг в восторге от Глаши — цыганистой девицы с точеной фигуркой. По его словам, это — лучшее, что у него было. Глаша, кажется, никогда не испытывала недостатка в мужском внимании. Но лишь теперь осознала, что выше доктора ей не прыгнуть.
Теперь прибирает Пашу к рукам — ненавязчиво, шаг за шагом. Умеет косить под скромную. Мы с Машей играем в любовь — не слишком тонко, но и не слишком грубо.
Сегодняшнее ночное бдение началось, как обычно. Я отпустил Филиппа Исаевича, который в гордом одиночестве — все остальные реаниматологи числятся дежурантами — лениво облетал планету Зум (пятый уровень). Филипп Исаевич передал больных, указав, какие из назначений можно видоизменять, а какие (большинство) не следует.
Лежали двое. Тетка после гинекологической операции и заведующий «хирургией» одной из московских медсанчастей, медленно, но уверенно выходивший из запоя.
Коллегу уже много раз госпитализировали в его лечебное учреждение по поводу обострения хронического панкреатита. Полгода назад, на третьи сутки пребывания в родном отделении, заведующий по секрету сообщил дежурному доктору о волосатом существе, которое намедни вынырнуло из унитаза.
Очевидно, покушаясь на самое сокровенное. Видя перед собой начальные проявления алкогольного психоза, дежурный доктор привязал начальника к кровати и полечил его аминазином. А утром другая больная (без вредных привычек) грохнулась в обморок с другого унитаза. Ее рассказ почти дословно повторил «горячечный бред» заведующего.
Команда дератизаторов применила химическое оружие и выудила из канализационной сети дохлую ондатру. После этой диагностической ошибки заведующий предпочитал лечиться у Филиппа Исаевича, на которого вышел через друзей.
Краеугольным камнем терапии при данной патологии является бдительность и еще раз бдительность. Приходилось досматривать все передачи и выливать (или выпивать — смотря по ситуации) минеральную воду, если она попахивала водкой.
Филиппа Исаевича сменил за пультом Витя Сен, а планету Зум — диггер. Тамары поблизости не наблюдалось. Недавно Данайский закатил ей скандал и с помощью Анжелики Семеновны десинхронизировал Тамарин и Витин графики.
Народ, который на Руси всегда в поле, сегодня представляла Дарья Фастова. Несмеяной вроде не назовешь, но и не хохотушка. Не уродина, но далеко не красавица. Не закомплексована и не вполне раскрепощена. Не дура и не особо умная. То есть ни рыба, ни мясо. Главное — трудолюбивая и не стучит.
Дипломат распирали «Экстренная анестезиология» Донегана и «Поддержание сердечной деятельности на этапе квалифицированной медицинской помощи» Нью-йоркской Кардиологической Ассоциации.
Свежими книжками подкармливала меня профессорша, протоптавшая дорожку на Запад задолго до падения «железного занавеса». Где отдыхала душой и телом в среднем две недели каждого месяца. В качестве утешительного приза для тех, кто не мог увидеть живьем корифеев мировой анестезиологической науки, а также Лондон, Париж, Бонн, Вашингтон и Манилу, Нелли Алиевна ящиками привозила из-за бугра специальную литературу. В ее кабинете образовалась внушительных размеров и отменного качества библиотека, в которой я состоял единственным читателем. Но в «бочке» особая атмосфера. Не располагает к серьезному чтению.