Три недели с принцессой
Шрифт:
– Ради бога, Джек, ты так и будешь меня перебивать?
Он рассмеялся.
– Извините, мама, но иногда вас так и хочется поддразнить. И я вынудил вас назвать меня по имени, что рассматриваю как маленькую победу.
Уголки ее губ слегка приподнялись. Когда леди Джон забывала свои заботы – или свою гордыню, – она превращалась в добродушную женщину, которую Джек помнил с детства. Слишком многие неприятности и обиды, перенесенные ею в жизни, со временем сыграли свою роль, и ту прежнюю добрую женщину с каждым годом все труднее было обнаружить.
– Туше, но я остаюсь при
Джек знал, что спорить с ней не имеет никакого смысла, поскольку она все равно будет поступать по-своему, поэтому отдал управление городским особняком Лендейлов полностью в ее руки. Ему и без того хватало дел в Стоунфелле.
– Я целиком полагаюсь на ваше суждение в таких домашних делах, – сказал Джек.
Она окинула его проницательным, приводящим в замешательство взглядом.
– Я знаю, что ты не любишь все эти правила и ограничения. Но, как ты хорошо знаешь, слуги имеют обыкновение сплетничать, и их разговоры никогда не остаются внутри дома, поскольку у всех есть друзья и знакомые в других лондонских благородных домах. Ты можешь думать, дорогой, что твои секреты надежно скрыты, но нет: о них уже вовсю судачат.
Джек удивленно вскинул брови.
– Матушка, у меня нет секретов, которые стоили бы, чтобы о них сплетничали. И даже если бы я хотел скрыть что-то интересное, то не поделился бы этим ни с кем из прислуги, включая моего камердинера. Я знаю, вы считаете, что я пренебрегаю правилами этикета, но, уверяю вас, я далеко не глуп.
Она еле заметно вздрогнула, обнаружив столь нехарактерную для нее уязвимость, и Джек мгновенно почувствовал себя виноватым. Когда дело касалось матери, чувство вины его мучило постоянно. При всей его любви к ней – и ко всем своим родным – это неприятное чувство было одной из причин, почему он рад был оставаться на континенте. Ему жилось легче, когда он был майором Джеком Истоном. Тогда единственной его проблемой были французские солдаты. И иногда ему казалось, что он понимает этих своих противников лучше, чем собственных родственников.
– Извините меня, – тихо произнес он. – Вы должны знать, как я вам благодарен за поддержку и помощь. Несомненно, вам приходилось нелегко эти последние несколько лет.
Ее ответная улыбка была теплой, но печальной.
– И ты должен знать, что я делала все ради тебя, сын мой. Я понимаю, что, должно быть, кажусь худшей из формалисток, но слишком долгое время наша семья была объектом насмешек. Потребуется масса усилий, чтобы вернуть надлежащее достоинство фамилиям Истон и Лендейл.
Джек подумал, что она преувеличивает, но мать его была не так уж и не права, учитывая предосудительное поведение отца и дяди. Ничего удивительного, что годами безропотно страдавшая от унижения, она теперь жаждала восстановить добрую
– Я все понимаю. Ну так о чем же вы хотели поговорить со мной?
Джек очень надеялся, что не о куче неожиданных счетов за покупки. Он предоставил матери свободу действий при реорганизации домашнего хозяйства, рассчитывая на ее здравый смысл. Джек был уверен, что она не станет расходовать средства свыше их возможностей. К несчастью, он недооценил ее рвения вернуть особняку Лендейлов былую славу. По мнению леди Джон, фамильное достоинство семейства так же тесно связано с внешними аспектами, как и с подобающими формами обращения, поэтому она заявила:
– Я подумала, что нам давно пора дать званый обед. Прошло уже несколько лет с тех пор, как твоя сестра приезжала в Лондон, и мы должны устроить прием в ее честь.
Сестра Джека была замужем за состоятельным дворянином, владельцем обширных поместий в Сомерсете. Ричард Кендалл не имел титулов, но был достойным и порядочным человеком, обожал жену и детей и терпеть не мог городскую жизнь. Хотя он всегда рад был побаловать Анну, Ричард решительно возражал против поездок в столицу, соглашаясь только на короткие визиты в Лондон. Теперь, когда Джек стал маркизом, Кендалл наконец согласился разрешить жене подольше погостить у родственников. Она должна прибыть завтра и намеревалась остаться с ними в Лендейл-Хаусе больше месяца.
– Я уверен, что Анна будет этому очень рада, – сказал Джек. – И предполагал, что рано или поздно нам придется устраивать званые вечера.
Эта идея отнюдь не приводила его в восторг, но он отчетливо понимал, что не стоило выставлять себя нищими, чтобы не отпугнуть богатых инвесторов, которых надеялся заинтересовать своими планами по разработке рудных месторождений.
– Твоя сестра будет просто счастлива. Бедняжка Анна так долго прозябала в глуши! Я даже не знаю, помнит ли она, как выглядит настоящий приличный прием.
– Наверняка вы преувеличиваете, – возразил Джек. – Кендалл весьма состоятельный и щедрый. И насколько я знаю, души в ней не чает.
Мать раздраженно отмахнулась.
– Да, но он всего лишь деревенский сквайр, мой милый. – Она ненадолго замолкла, потом добавила: – Ты прекрасно знаешь, какие надежды мы возлагали на твою сестру, когда она дебютировала.
Анна считалась бриллиантом чистой воды, красавицей с добрым нравом и ясным умом и могла по праву рассчитывать на блестящую партию. К несчастью, из-за расточительности отца и дяди у нее почти не было приданого.
После трехлетнего пребывания на брачной ярмарке Анна так и не вышла замуж и вполне могла остаться старой девой, если бы не Ричард Кендалл, приехавший в Лондон навестить своих аристократических родственников. Когда он сделал ей предложение, девушка согласилась, поскольку было ясно, что лучшего ей не получить. В отличие от матери, ее не смущало, что она, красавица, выйдет замуж за нетитулованного сельского джентльмена.
– Разве я мог об этом забыть, – сухо заметил Джек.
– Ты знаешь, на какие жертвы пошла твоя сестра ради нашей семьи, – язвительно продолжила мать, – и как щедро помогала нам преодолевать трудности.