Три недели страха
Шрифт:
— Кто хочет десерт? — спросила она. Я мог бы поклясться, что она собирается приложиться к своему стакану, придя на кухню.
Мы сидели в гостиной — снаружи становилось темно. Маленькие снежинки падали на окна, обращенные к западу, и таяли при прикосновении, оставляя влажные следы. Шли первые минуты четвертой четверти второй игры в День благодарения — Даллас был впереди на двадцать очков. Меня удивляло то, что помощники шерифа и Торклесон задерживаются так надолго. Казалось, они не собираются уходить. Оставалось еще полно пива, и Коуди открыл «Джим Бим
Я любил Мелиссу и теперь знал, что глубина ее чувств непостижима. Если нам придется отдать Энджелину, я не представлял себе Мелиссу оттаявшей или рядом со мной. Она сказала, что мы разрушаемся, и потеря дочери, несомненно, толкнет ее через край. Я начал думать о том, что станет со мной после этой потери, и все сценарии были ужасающими.
Я читал, что потеря ребенка — самое ужасное, что может произойти с родителями, и верил этому. Но предполагалось, что эта потеря — следствие смерти или несчастного случая. Никто не изучал, что означает передача ребенка в результате юридической аномалии. И передача его людям, которые могут оказаться монстрами.
— Вы слышали последние новости об этом английском извращенце? — спросил Торклесон у Коуди и помощников шерифа.
Конечно, это пробудило меня от грез.
— Как зовут этого засранца? — продолжал Торклесон. — Который собирался перебраться сюда? О нем передовали в новостях.
— Мэлколм Харрис, — сказал я.
Торклесон явно был пьян. Он говорил невнятно и слишком громко. То же касалось Сэндерса и Моралеса. Они уже полчаса практически кричали друг на друга, рассказывая полицейские истории. Копы, как ранчеры и фермеры моей юности, обычно были подозрительными и молчаливыми людьми, если они не оказывались среди себе подобных. Тогда начинался бесконечный крик. Я слушал только вполуха, беспокоясь о жене и пытаясь угомонить Энджелину, надеясь, что Мелисса скоро закончит дела в кухне, унесет ее наверх и уложит спать. Но когда упомянули Мэлколма Харриса, я склонился вперед на стуле.
— Что там с ним такое? — спросил Коуди. Как ни странно, он оставался самым трезвым из всех. Я мог приписать его сдержанность только «хорошим дням». Коуди пил, когда ему было скучно, а такое случалось часто. Когда он занимался делом, то старался воздерживаться от алкоголя.
— О ком он говорит? — спросил Сэндерс Моралеса.
— О том парне, — ответил Моралес. — Ты что, новости не смотришь и не читаешь сводки?
— Конечно нет.
Я был рад, что в этот момент Мелисса вошла в гостиную и забрала Энджелину. Она пожелала всем доброй ночи и была вознаграждена потоком похвал и благодарностей. Ее глаза затуманились, и она быстро унесла дочь. К счастью, Мелисса не казалась слишком возбужденной, и я сделал в уме заметку посмотреть, сколько осталось водки в бутылке за микроволновкой.
— Вы
Сэндерс покачал головой:
— Никогда не слышал о нем.
— Как бы то ни было, — сказал Торклесон, так же как я уставший от болтовни помощников шерифа, — оказалось, что у него была связь с кем-то здесь.
Это привлекло внимание мое и Коуди.
— Обри Коутс, — продолжал Торклесон. — Его электронный адрес и телефонный номер были в бумагах Харриса. Скотленд-Ярд думает, что наш парень был частью детской порносети этого извращенца. Можете этому поверить?
— Хорошо бы он занялся этим здесь, — сказал Сэндерс, — чтобы кто-нибудь мог пристрелить его. Ненавижу этих ублюдков.
— Я бы охотно его пристрелил, — сказал Моралес, и я ему поверил.
— Погодите, — сказал я. — Мэлколм Харрис поддерживал связь с Обри Коутсом?
Я вспомнил слова Харриса:
«Мои друзья в Колорадо утверждают, что в сравнении с тем, к чему я привык, там я буду пуленепробиваемым! Они использовали этот термин. Он мне нравится».
«Правда? Кто это сказал?» — спросил я.
«Ну нет. — Харрис хитро улыбнулся. — Я не раскрываю своих источников».
Значит, его источником был Обри Коутс? О чем он говорил? Каким образом он был пуленепробиваемым?
Я посмотрел на Коуди, ожидая объяснений, но он казался таким же озадаченным.
— Но я слышал, что гребаный генпрокурор США не хочет снова обвинять Коутса после того, как тот отбил удар в первый раз… — Торклесон умолк, осознав, что и кому он говорит. Он посмотрел на Коуди: — Простите, дружище.
Коуди одарил его убийственным взглядом.
— В чем дело? — осведомился Сэндерс.
— Спокойно, ребята, — сказал Моралес Торклесону и Коуди.
— В чем дело? — повторил Сэндерс, окончательно сбитый с толку.
— Я не подумал, — обратился к Коуди Торклесон. — Мой язык действовал вперед головы.
— Это звучало паршиво, — проворчал Коуди.
— Спокойно, — снова сказал миротворец Моралес, вставая между ними. — В доме женщины и дети.
Сэндерс топнул ногой.
— Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?
— Обед закончен, — отозвался Моралес. — Наша смена прибудет через двадцать минут, и нам пора идти.
К счастью, Мелисса разрядила напряжение, принеся Энджелину в пижаме, которая, несмотря на усталость, улыбнулась копам, готовым броситься друг на друга.
— Энджелина хочет пожелать вам доброй ночи, — сказала Мелисса.
Сэндерс, Торклесон и Моралес встали. Они снова поблагодарили Мелиссу и пожали маленькую пухлую ручонку Энджелины. Она вознаградила их писком, заставив смеяться.
— Она так устала, — вздохнула Мелисса.
— Какая милая, — сказал Моралес.
Я поцеловал дочку, но она была занята мужчинами в комнате, которых успела очаровать.
— Я приду через несколько минут, — сказал я Мелиссе.
Когда она несла Энджелину вверх по лестнице, наша дочка улыбалась и махала рукой копам в гостиной.