Три недели в настоящем
Шрифт:
– Скоро?
– Да. – на самом деле правильный ответ должен был быть чуть менее утвердительным.
Ведь это могло случиться и завтра, и послезавтра, вплоть до ближайших выходных. Которые, впрочем, тоже подходили под это понятие: «скоро». Но могло произойти и сегодня. Я с Профессором эту свою идею ещё не обсуждал. В конце концов, мы с ним решили, что демократичней будет все вопросы решать только коллегиально. И он сейчас считал, что мы должны просчитывать мои возможности и очень постепенно увеличивать дистанцию до тех пор, пока не сможем уверенно рассчитывать на безопасный
Но про эти наши полемики Лике знать было необязательно.
– А ты мог бы у него… нет!.. ему передать, что…
Ну, началось!
– Лика! Я что, телефонный аппарат, что ли? Ты ему сама напиши, а я, как смогу, передам. Бумагу дать?
Девчонка смотрела на меня остолбенело. У меня сложилось впечатление, что идея письма ей и очень нравится, и совершенно неприемлема. Одновременно. Я вздохнул и пошёл в свою комнату за бумагой. Потом положил лист перед Анжеликой и сел напротив. Но она долго ещё не решалась начинать. Сидела над листом в напряжённой позе и молчала. Потом всё-таки достала из сумки ручку и посмотрела на меня.
– Только пообещай, читать это ты не будешь!
Ну, вот, новые капризы.
– Я не стал бы читать, даже если бы ты разрешила. – в этом я был честен. Никогда я не заглядывал в чужие записки. Считал это недостойным и даже подлым. Как воровство.
– Хорошо. – спокойно ответила Лика и начала всё-таки писать. Вероятно, удовлетворившись этим моим объяснением.
– Может мне выйти, подождать в другом месте? – предложил я, вставая. Мне, вообще-то надо было, пока Лика занята письмом, прибраться у себя в комнате.
– Нет-нет! – встрепенулась она. – Ну, пожалуйста посиди! А-то я совсем заревусь.
Пришлось мне сесть, раз она такая рёва. Изредка поглядывая в мою сторону, Лика писала около получаса. Один раз она начала всё вычёркивать, и потом смяла почти полностью исписанный листок и с извиняющимся видом посмотрела на меня. Я всё понял и принёс ей ещё три листка. Больше в моём принтере всё равно не оставалось. И всё началось снова. Лика теперь на меня не смотрела и лихорадочно заполняла строчку за строчкой. Иногда от усердия высовывая язык. Пока она глядела только на бумагу, я воспользовался такой удачной ситуацией, достал свой Самсунг и включил запись видео. Девчонка была неотразимой… Может потом покажу это Виктору Александровичу, какой красивой она стала. Мне бы это было интересно. Когда Лика поставила в конце точку, я незаметно выключил и сунул смартфон в карман. И меня потянуло на глупые шутки.
– Дописала? Теперь будем считать это документом. – совершенно с совершенно серьёзным лицом сказал я. – Поставь дату и распишись. И не забудь свернуть. И сверху подпиши: кому и когда.
Я вспомнил про адрес, написанный Виктором Александровичем на его письме.
Мой серьёзный вид всё-таки, наверное, подвёл Лику. Она не поняла, что я шучу, и точно собралась портить свой рукописный шедевр излишними дополнительными закорючками.
– Я пошутил! – торопливо сказал я, видя, что она занесла над бумагой ручку.
Не понимая, она стала рассматривать моё лицо.
– Прости, я правда пошутил!
– И подписываться не надо?
– Подписаться можешь, но папка, я думаю, и так поймёт, что это от тебя… Только сверни, у меня без тренировки с закрытыми глазами это сделать не получится.
Когда письмо было перечитано и свёрнуто, я спросил:
– Что ты там в школе пропустила?
– А! – беззаботно махнула рукой Лика. – Я прямо с утра пошла в медпункт и сказала, что плохо себя чувствую. Наверное, простудилась. Врачиха сказала: «Тогда иди домой. Я сама сообщу кому надо». Она нормальная тётка. Так что я свободна!
Я ничего ответить не успел, потому что пришёл Профессор. Лика первая выпорхнула из кухни открывать дверь и, открыв, тотчас сказала:
– Здравствуйте, профессор!
После этого Димка был в шоке и целую минуту не мог ничего сказать. Пришлось мне приходить ему на помощь:
– Лика, он Профессор только для своих друзей. Это не учёная степень, а прозвище, ник у него такой, если хочешь, кличка. И к тому же здороваться с ним не принято. Как и прощаться. Это как бы традиция такая.
– Это правда? – спросила Лика Димку. Видно, в последнее время у неё закрались оправданные сомнения в моей честности.
И Димка кивнул.
В комнате у меня со вчерашнего трудного дня был лёгкий кавардак, поэтому я предложил, и все с этим согласились, что лучше будет заниматься делами на кухне. Димка, конечно удивился в изменениях личного состава нашего неофициального клуба, но до определённого времени не возражал. А я сказал Лике:
– Только учти, твоё время здесь – пока в школе идут уроки. Потом, не обижайся, я тебя прогоню. Домой-то сама доберёшься?
Лика безразлично кивнула, её, похоже, это не очень волновало.
Когда мы сели втроём за стол, Димка всё-таки поставил вопрос о конфиденциальности. Я видел, как он его гложет, и дал высказаться.
– Я, конечно, понимаю, что вы родственники, но всё-таки… Можем ли мы говорить сейчас обо всём? – этот вопрос был, без сомнения, ко мне. – Честно. Я не хочу, чтобы появилась утечка информации. Так рисковать…
Я перебил:
– Остынь! Ты о какой утечке?.. Меня имеешь в виду? – Димка молчал и взгляд его показывал, что я очень близок к истине. – Ага! Это я привлекаю новых и непроверенных людей?
Тут уж он кивнул. Не понимая, что я имел в виду не Лику, а его самого.
– Угу! – сказал я. – А ещё я собираюсь разболтать обо всём какому-то Виктору Александровичу…
– Но это-то другое дело! – вспыхнул Димка. – С Виктора Александровича всё и началось. Он…
– Хорошо! – констатировал я. – А-то я уже начал считать себя предателем нашего важного дела…
Мой спокойный тон и, сквозившая в речи, ирония Димку смутили. Он снова потерял приоритет в разговоре, поэтому ничего вставлять больше не решился. Лика, я видел, хотела что-то сказать. Но я решил её пока проигнорировать. Дело касалось таких священных понятий, как дружба и доверие.