Три невероятных детектива (сборник)
Шрифт:
Виктор был совершенно сбит с толку. Уйти из этого проклятого кафе. Он направился было к выходу, как вдруг кто-то хлопнул его по плечу.
— Господин книжник! Радость-то какая! Вы уходите? Тогда я с вами. Тут слишком много народу. Мадемуазель Таша — мое провидение, благодаря ей я буду петь в Опере! Опера Гарнье, можете представить? Завтра прослушивание. Если мой голос подойдет, а он должен подойти, — тогда прощайте мои тридцать три несчастья! А оперные партитуры вы тоже продаете?
— Нет, только книги, — поспешил ответить Виктор. — Но вы легко
— А вы и правда уверены, что вам не нужен второй служащий? Я., знаете ли, весьма начитан. Мадемуазель Таша давала мне на прочтение свои книги. Бальзак, Толстой, Достоевский! Эти истории, полные крови и безумств! Где он, ваш магазин?
— На улице Сен-Пер.
— Я приду, приду!
— Да-да, — рассеянно ответил Виктор.
Должно быть, его пронизала ночная прохлада. Он дрожал.
— Что за чудная погода! — воскликнул Данило, набрав полную грудь воздуха.
Башня разрезала темнеющее небо, словно искрящееся лезвие кинжала.
Они пошли через садик во французском стиле. Разноцветные прожекторы освещали монументальный фонтан с аллегорическими фигурами. Вокруг обнаженной фигуры Человечества, сидевшей на сфере, располагались задумчивая Европа, деловая Америка, сладострастная Азия, послушная и боязливая Африка, дикая Австралия. На ляжку Америки облокотился старик в африканском бубу и наблюдал за гуляющими.
— Здравствуйте, мсье фотограф, вы меня помните?
— Да… да… Ламба…
— Самба Ламбе Тиам. Есть у вас мои изображения?
— Да, дома, я вам их непременно принесу. Позвольте представить, мсье Данило…
— Дукович, лирический баритон, — закончил серб, сдавив своей ручищей руку Самбы. — Вы уроженец какой страны?
— Сенегала, я живу в Сент-Луисе.
— А есть ли опера в Сент-Луисе?
— У нас есть резиденция губернатора, казармы, больница, церковь и более пятисот магазинов. Две школы, одна… Ах, можно подумать, что она вся в огне!
Лившийся с Эйфелевой башни свет напоминал извержение Везувия. Раздались восклицания, аплодисменты.
— Вы на нее поднимались? — спросил Самба. — Мне вот смелости не хватило.
— Много раз, у меня привилегия — я прохожу бесплатно. Я даже расписался в «Золотой книге гостей», хотя карабкаться по этим железякам только ради того, чтобы насладиться видом, — никакая не доблесть. Вообще я нахожу, что потреблению сейчас придается слишком большое значение…
Виктор слушал с возрастающим волнением. Похоже, весь белый свет отметился в этой дьявольской книге! Он опустил пальцы в бассейн фонтана, вода была удивительно холодной. Ему совсем не хотелось продолжать разговор, но он все стоял у фонтана, думая о Таша, вспоминая ее жесты и мимику, истолковывая каждый ее ответ, каждое движение ресниц. «В конце концов она выйдет, пройдет где-то здесь, я нагоню ее и… Только бы этот дуралей наконец замолчал!»
— …А тем, кто сумеет чем-нибудь ошарашить публику, продают медали, — продолжал Данило. — Гостям первой платформы — бронзовую, второй — серебряную, а третьей — золотую,
— Тогда это то же самое, что Почетный легион, — констатировал Самба. — Этот орден, кажется, тоже можно купить, мне рассказывали, им приторговывал зять бывшего президента республики…
— Тише, не надо кричать об этом на всех углах, и у стен есть уши! — шепнул Данило. — Выставка кишмя кишит шпиками и полицейскими, а по вечерам им присылают подкрепление.
— Мудрая предосторожность, — согласился Самба. — Ведь богатство притягивает воров, как мед — мух. А мухи — большая проблема в моей стране.
— Вы только представьте, вот идет какой-нибудь маньяк и думает, что во всех его несчастьях виновны принц Уэльский или персидский шах, а шпики только и ждут случая свалить вину на иностранцев — но я-то, я хочу именно во Франции сделать карьеру. Как знать, может, это нигилисты и анархисты специально дрессируют пчел-убийц, чтобы те уничтожали людей.
Виктор почувствовал, как в нем нарастает раздражение. Этот болван действовал ему на нервы. И что в нем нашла Таша?
— У вас воспаленное воображение и склонность к извращенным рассуждениям, мсье Дукович, — бросил он, шлепнув ладонью по поверхности воды.
— О, я знаю, что говорю, и говорю то, что знаю, хоть меня и принимали уже за сатира — это меня-то, испытывающего самое глубокое уважение к слабому полу!
— Слабый пол? Это что такое? — спросил Самба.
— Женщины, — пробормотал Виктор.
— Это женщины-то слабые! У вас — может быть, а у нас они таскают поклажу, какую и мул не подымет!
— До встречи, господа! — попрощался Виктор.
Пройдя несколько шагов, он передумал.
— Мсье Дукович, позвольте один вопрос: как давно вы знакомы с мадемуазель Херсон?
— С тех самых пор как поселился у Тевтонши, вот посчитаем… девять месяцев и пять дней. Ах, мадмуазель Таша… Обольстительная нимфа, ангел-хранитель! Она стирает мне рубашки, она меня кормит, восхищается моими вокальными данными, я думаю, она в меня влюблена! А кстати, говорил ли я вам, что благодаря ей я буду ангажирован в Оп…
Виктор мигом испарился.
— Оп? А что такое Оп? — спросил Самба.
Данило обернулся.
— Опера. Так вы говорите, Сент-Луис существует без храма муз? Это необходимо исправить!
Пушечный выстрел, донесшийся с башни в одиннадцать вечера, застал Виктора на набережной Орсе. Выставка закрывалась. Он быстро шел, размахивая руками, слова Данило все еще звучали в его мозгу. Они дрессируют пчел-убийц, чтобы те уничтожали людей. Пчелы-убийцы. Патино, Кавендиш, обоих укусила пчела! Но Антонен Клюзель резонно сказал, что от пчелиного укуса не умирают… Что, кроме этой проклятой «Золотой книги», могло связывать вдовицу без гроша в кармане, великого американского путешественника, японца-книготорговца, русского коллекционера… и Таша? Он представил ее в коротком сером платье, и его вновь охватила печаль.