Три нити
Шрифт:
Мы с Мардо поднялись рано, а потому оказались пусть и не в первых рядах, но все же близко к озеру. Стоять тут было не принято, но дядя обещал посадить меня на плечи, если будет плохо видно. Сквозь галдящую толпу время от времени проходили младшие шены с большими чанами и половниками, разливая кипяток и шо в подставленные горожанами чашки, предлагая одеяла тем, кто замерз, или шепотом подсказывая, в каких закоулках лучше помочиться. Народу все прибывало, и к исходу часа Змеи вокруг нас были уже тысячи голов, тысячи ног и тысячи голосов; густой пар курильниц смешивался с паром живого дыхания, выходящего из множества ноздрей и пастей.
Только одно место оставалось пустым – у северного края площади, там, где по пояс в воде стояли чортены. Сколько их было всего? Мардо как-то научил
Прямо перед чортенами была устроена площадка в пятьдесят шагов шириною, покрытая щитами зеленого железа. Это место звалось «внутренний круг» и предназначалось для Эрлика и его свиты. Вокруг него белыми дорожками цампы очертили внешний круг – для шенпо. Чуть поодаль были места музыкантов: те явились на площадь еще до рассвета и уже восседали на плоских подушках из белого, красного и черного шелка, разложив между бедер кожаные и деревянные барабаны, лютни-вины, длинные и короткие трубы из металла и костяные ганлины, чьи звуки обращают в бегство зловредных дре; над головами в чудных шапках висели колокольчики-хэнгэриг, тарелки-цан и гонги в три обхвата шириною. За спинами музыкантов толпились самые ярые верующие, щелкая четками и мыча молитвы, – среди них могли оказаться и Сота с Тамценом, но выискивать их мне не хотелось.
Вместо этого я поднял голову, чтобы получше рассмотреть жилище богов на другой стороне Бьяцо. Но вершина Мизинца с торчащим из нее Когтем растворилась в грозовом мареве; только кирпичи Перстня рдели у подножия скалы, как груда раздутых углей. Вдруг что-то мелькнуло вдалеке – так быстро, что я едва заметил. Неужели это была волшебная веревка мутаг, по которой лха нисходят на землю и подымаются обратно?.. И точно! Над озером прогремел рев исполинских раковин и труб, слышимый даже отсюда, – знак того, что боги покинули свой дворец и вошли в дзонг. Я заерзал от нетерпения, но Мардо шлепнул меня по макушке и объяснил, что придется подождать. Из Перстня богам еще предстояло на лодках доплыть до гомпы на западном берегу, а уж оттуда – добираться сюда.
Разочарованно вздохнув, я уже приготовился скучать – но тут музыканты вскинули вверх обернутые замшей колотушки, вдохнули побольше воздуха и со всей мочи ударили по бокам барабанов и гонгов, затрясли колокольчиками, задули в тонкие флейты. Под этот захлебывающийся вой на площадь выскочили две дюжины танцоров; сначала мне показалось, что они одеты в кипенно-белый хлопок, но нет! Наряд танцоров был не из хлопка и не из шелка, не из ткани и не из шерсти, а из настоящих костей. Ребра, позвонки, лопатки и грудины, бедренные кости и крестцы множества животных – дри, баранов, птиц и даже крупных ящериц – густо покрывали их угольно-черную шерсть, складываясь в единый, скрепленный медными кольцами скелет. Морды танцоров скрывались под тяжелыми черепами снежных львов; из-под обнаженных клыков свешивались красные ленты, изображая вываленные наружу языки. По бокам от голов, там, где положено быть ушам, торчали веера из пестрой бумаги, напоминающие не то рыбьи жабры, не то крылья огромных бабочек.
«Дур-бдаг 47 !», – выдохнул дядя, выпучив глаза от страха; хозяева кладбищ, вот кто это! Души, уже лишившиеся тел, но еще не обретшие нового рождения. Чудища, крича и приплясывая, двинулись к площади; впереди ступали два скелета повыше, вооруженные длинными красно-белыми палками. Приблизившись к толпе, они выбросили вперед кулаки – будто камнями швырялись; но из разжатых пальцев вылетела только горстка серовато-белой пыли. Кто-то рядом шепнул, что это – прах с места кремации, приносящий большую удачу; я икнул и зажал нос и рот ладонью, чтобы случайно не наглотаться этой гадости. А вот стоявшие впереди праведники завопили от радости и всем скопом подались вперед, чтобы урвать хоть немного святыни; воздух тут же наполнился хрустом носов, сломанных чужими локтями, и воплями тех, кому прищемило хвост в давке.
47
Дур-бдаг, читипати, хохимай – персонажи мистерии Цам.
Остальные дур-бдаг в это время уже вошли во внешний круг и начали подпрыгивать и вертеться на одной лапе в такт визгу флейт и ударам раскручиваемых на кожаных шнурах дамару 48 . Прыжки становились все выше, а кружение – все быстрее; кости на телах танцоров ходили ходуном… как вдруг они припали к земле и замерли, точно перевернутые на спину жуки; только два главных скелета остались стоять. Выждав некоторое время, они подняли свои полосатые палки и три раза ударили ими по щитам, покрывающим внутренний круг. Раздался низкий, долгий гул, и вдруг железные пластины разошлись. Возвышение оказалось полым, будто сундук! Скелеты, сложившись почти пополам, скрылись внутри, а через мгновение вытащили наружу двух женщин и мужчину, с коротко остриженными гривами и накрепко связанными запястьями.
48
Дамару – маленький барабан, к срединной части которого привязаны шарики-колотушки, бьющие по мембранам при раскачивании.
– Линга! Линга! – закричал народ. У нас на западе так звалась тряпичная кукла, которую делают в начале новогодних праздников, а под конец – выбрасывают из дому, веля забрать с собой все беды и несчастья и никогда не возвращаться; но я никак не мог уразуметь, при чем тут эти трое. Схватив жертв за загривки, главные дур-бдаг поволокли их наверх, во внутренний круг, и там и остались стоять, опершись о свои палки. Прочие скелеты разбежались во все стороны, оставив внешний круг пустым.
Музыканты, утерев губы вышитыми рукавами, снова задули в ганлины; их прерывистый звук напомнил мне хрюканье рассерженного пхо. Три раза ударили цаны, и из-за внешнего круга выпрыгнули четыре танцора, в пучеглазых масках оленя, оронго, быка и барана. К полым головам зверей спереди крепились настоящие рога, украшенные развевающимися дарчо и лентами, а сзади, у основания шей, были прилажены шкуры, укрывающие танцоров целиком – так, что хвосты по земле мели. В правых лапах новоприбывшие держали короткие мечи, а в левых – капалы с шецу, жертвенной кровью, смешанной с перебродившим зерном.
Музыканты высоко вскинули обернутые замшей колотушки. Дружно громыхнули барабаны, и танцоры, издав пронзительный клич, понеслись по внутреннему кругу. Распахивая лапы, как крылья, они то подпрыгивали на пять локтей вверх, то сшибались рогами и кинжалами – да так, что искры летели! – но при этом чудесным образом ни капли крови не пролилось из костяных чаш. Обогнув внешний круг с десяток раз, танцоры упали на колени, тяжело дыша; я видел, как из их пастей тянутся тонкие нити слюны. Но танец еще не закончился: выставив перед собой капалы, четыре «зверя» начали изгибаться из стороны в сторону, бормоча и хватая пальцами воздух, будто ловя кого-то невидимого.
– Что они делают? – спросил я у Мардо, но ответил мне молодой шен, проходивший мимо с половником наперевес.
– Они созывают все души, заблудившиеся в этом мире, чтобы унести их в царство мертвых, на суд Железного господина, – шен указал кончиком половника на танцоров, которые как раз закончили причитать и теперь яростно размахивали мечами из стороны в сторону. – Видишь? Теперь они разрубают нити привязанностей, помогая призракам освободиться от прошлой жизни и направиться к новому рождению. А охранять их во время пути будут драгшед – лха и дре, связанные обетом Эрлика. Вот они идут.