Три опалённых грозою года
Шрифт:
– Знаю. Мара.
– Машенька, – усмехнулась девушка.
– Езжай со мной, – предложил Арахель. – Зачем тебе сидеть здесь, развлекаться убийством селян и прогулками по зимнему лесу? Езжай со мной; позволь показать тебе весь мир…!
Девушка покачала головой.
– Не могу. Скажи… Ты веришь в любовь с первого взгляда?
– Нет.
– А с первой песни?
Девушка жалостливо посмотрела на него. Певец отложил лютню, легко подошёл к ней, взял её пальчики в свои чуткие ладони. К его удивлению, руки девушки оказались тёплыми,
Они стояли так целую вечность, обнявшись на берегу замёрзшей реки. Наконец Мара разорвала поцелуй и отпрянула:
– Я сошла с ума. Мы так мало знакомы, но я уже тебя люблю. Но… поехать с тобой не могу.
– Почему?
– Потому что люблю.
Арахель всплеснул руками:
– Глупость, Машенька, Мара, как ты там любишь себя называть?! Это глупость. Ничто тебя тут не держит, кроме глупой мести! Остановись, прошу! Месть не сделает тебя счастливой, только сожжёт изнутри!
– Дело не в мести, – девушка грустно покачала головой, – я люблю тебя и не хочу, чтобы ты смотрел, как я старею и умираю…
Арахель рассмеялся:
– Брось, ты не человек. Ты не постареешь.
Мара усмехнулась как-то потерянно, обречённо. И сказала:
– Посмотри на меня, певец.
Уже начинало светлеть, и Арахель и сам видел, что девушка выглядит иначе, не так, как в кабаке. Он присмотрелся и понял, что дело в цвете её кожи. Тогда, в кабаке, кожа была молочно-белой, словно мёртвой. Сейчас перед ним стояла обыкновенная живая девушка, курносая, светлоглазая, с румяными от мороза щеками, небольшими прыщиками на лбу и потрескавшимися от холода губами.
– Я человек, – тихо сказала Мара. – Тогда, в лесу, я думала, что всё кончено. Но меня нашёл странствующий рыцарь. Дал глотнуть коньяка, отдал свой плащ. Он отвёз меня в ближайший город, научил фехтованию. Когда его убили в пьяной драке, я зарабатывала на хлеб наёмницей. Я купила себе зачарованные алмазные клинки. Смотри – они ведь так похожи на ледяные! Такие же прозрачные… такие же прекрасные… и не растают, – девушка простуженно засмеялась.
Арахель бережно принял из её рук один из клинков. Он погладил рукоять; оружие было великолепно.
– А ещё они всегда возвращаются к владельцу, – сказала Мара, и клинок растворился в руках у эльфа.
– Как насчёт всего остального? Ведь в лёгком платье в такой мороз неудобно. И твоя кожа…
– От холода помогает хорошая гномья настойка, – широко улыбнулась девушка, – ну а кожа… немного краски, вот и всё.
Горизонт светлел. Погасли звёзды, и на востоке тоненькой полосочкой занималась заря. Наступил момент прощания.
– Ты умеешь играть вслепую? – спросила Мара.
– Да. Послушай, мне без разницы, постареешь ты или нет. Езжай со мной, ты можешь…
– Не надо, – ладонь девушки мягко опустилась ему на рот, прерывая поток слов.
Арахель отпрянул, обречённо покачал головой. Что он скажет человеку, который не желает даже слушать его?
– Закрой глаза и сыграй, – попросила Снежная Дева.
Эльф послушно закрыл глаза. Рука нащупала струны.
Вставай, мой друг, взгляни на гор вершины
Заря ущелья красит цветом алым
Там грозные рождаются лавины
И гордые ветра берут начало…
Он чувствовал её тёплое, живое дыхание рядом со своим лицом. А может, это первые лучи солнца подарили ему свой согревающий поцелуй?
Дай руку мне – пойдём на встречу солнцу
Пойдём на встречу ласковой заре
И если в тебе что-то отзовётся…
Слёзы навернулась на глаза певца, и он встряхнул головой, отгоняя их. Что, если она всё ещё рядом, всё ещё слушает его? Она не должна видеть эльфа таким.
Давя слёзы, Арахель упрямо пропел:
Дай руку мне, дай руку мне…
И вдохновенно продолжил, сочиняя прямо на ходу:
Когда заря растопит холод,
И горы вспыхнут как в огне,
Ты тихий мой услышишь голос:
Дай руку мне, дай руку мне…
– Дай руку мне, дай руку мне, – повторил он. Но никто не протянул ему руку, только утренний холод вцепился в певца ледяными когтями.
Арахель открыл глаза. Как он и ожидал, Снежной Девы рядом с ним уже не было.
Анжела
Когда Лэдлек увёл полумёртвого от шока Риделла, Сэм наконец-то затихла. Анжи повела затёкшим плечом и обнаружила, что её плащ весь промок от слёз подруги. Следователь с нескрываемой жалостью смотрел на них. Наконец он изрёк:
– Вот такая она – взрослая жизнь, девчонки. Хотите чаю?
Анжи кивнула, продолжая обнимать Сэм. Следователь ушёл за чайником, а девушка тихо спросила у Саманты:
– Не слишком ли ты жестоко с Ридом?
Сэм устало посмотрела на подругу и неожиданно спокойно сказала:
– Иначе бы он не ушёл.
– Что, прости? – изумилась Анжела.
– Риделл. Он не хотел уходить без меня. Но нас бы не отпустили. А если бы он не ушёл под защиту Академии, его бы закрыли за убийство.
– О Боги, Сэм… Так ты его защищала?
Сэм тряхнула чёрными косами:
– Я действительно на него злюсь и хочу сломать ему нос. Но лучше, если хотя бы он спасётся, верно?
– Надеюсь, он сможет жить после твоих слов, – хмыкнула Анжи.
Следователь принёс чай и тарелку с полузасохшими бисквитами. Анжела только сейчас поняла, насколько она голодная. Почти не обращая внимания на подругу и следователя, она схомячила не меньше десятка кусочков сухого печенья. Следователь смотрел на неё потрясённо.