Три подруги и пустынная кошка
Шрифт:
— Куда мы? — спросила я, рассматривая крайнего правого и самого мелкого манта, который, исходя из размеров, предназначался мне.
— Скоро все узнаешь, — не стал заранее анонсировать отец. И я понимала почему.
Обернувшись и подняв голову, увидела на одном из балконов дворца, в той его части, которая традиционно принадлежала королеве, свои младших сестер.
Фелис, Элора и Тэйла.
Принцессы-погодки. Самой старшей была Фелис, она же находилась сразу после меня в очереди на престол, потом шла Элора, затем Тейла. Все они терпеть меня не могли, а я — их. Все детство они меня доставали своим бесполезным и бесконечным
Они считали себя равными мне, а я, даже в детстве, не уставала им напоминать, что пока есть я — они никто. Никого не интересуют младшие сестры, до тех пор, пока старшая — жива, здравствует и не замужем. Сестричек мои слова злили еще сильнее и еще сильнее стимулировали делать мне гадости. Стекло в еде, иглы в подушке, лезвия в обуви и отравленные перчатки были самыми невинными их забавами. Не уверена, что всё это они проворачивали самостоятельно, тут просто обязан был помогать кто-то взрослый, кто подсказывал им, как устранить старшую сестричку. И на эту роль отлично подходила их мать. К моей и не только к моей радости, мамаша троицы сама в королевах долго не проходила, уступив основательно нагретое местечко другой, такой же, какой она сама когда-то была, любовнице, ставшей третьей супругой. И тоже нарожавшей целый выводок дочерей…
Испытав прилив вредности, я поднесла пальцы к губами и послала сестричкам воздушный поцелуй.
Высокая, стройная, белокурая Фелис, которая стояла ближе всех, опираясь на перила, вздернула милый носик и надменно отвернулась, сложив руки в том месте, где у всех женщин имелась выпуклость, а её природа наградила впуклостью, практически каньоном.
Элора, с волосами красными, как кораллы, и таким же румянцем на щечках с ямочками, с отвращением фыркнула, тряхнув упругими кудрями.
Тейла, которая была ниже своих сестер и шире раза в два, поправила складки на платье с утягивающим корсетом, одновременно погрустнев и поскучнев. Но ни одна из них ничего не сделала в ответ, хотя могла бы, как минимум, продемонстрировать парочку неприличных жестов, которые они заучили еще в детстве.
Пожав плечами, мол, неинтересно мне с вами, я повернулась обратно и наткнулась на внимательный взгляд отца, который, как оказалось, все это время за нами наблюдал. Одного его быстрого взмаха рукой оказалось достаточным, чтобы сестры унеслись с балкона, и мы остались без лишних наблюдателей.
— Ты всегда была слишком жестокой, — ни с того, ни с сего брякнул отец.
Я выгнула бровь, показывая, что не понимаю, по какому поводу сии откровения.
— Ты могла бы хотя бы попробовать наладить отношения с сестрами, — дополнил свою предыдущую претензию папаша. — И со мной.
— Ага, а еще с десятком твоих ежегодно меняющихся жен, чьи имена даже ты сейчас не вспомнишь, — грубо заявила я. — Зачем было всех тащить во дворец и под венец? Ну, спал ты с ними, так спал бы на сторону! Зачем мне все это было показывать?
— Мне нужен был наследник, — жестко отреагировал отец, стискивая кулаки, каждый из которых обладал внушительными размерами. О таких еще говорят пудовые.
— Да, помню, — с горечью усмехнулась я. — Я тебя никогда не устраивала. И вынуждена была расти с этой мыслью. С мыслью, что меня тебе недостаточно! И мамы тебе недостаточно! Тебе нужны были другие. Другие жены, другие дети! Иногда я думаю, что
Глава 35
— Ты винишь меня? — отец был ошарашен этой мыслью. — Винишь за то, что случилось с мамой? Но это ведь твоя бабка, эта старая ведьма, еще в начале времен ввязалась во всю эту возню с одной из нагов! И это она за сотни лет так и не смогла прикончить эту змеиную дрянь, подставив под удар своих дочерей! Сподобилась лишь соорудить им какие-то паршивые амулеты, и то едва не лишилась последних остатков разума в процессе. Думаешь, я не любил твою мать? Я любил! Я любил её так сильно, что в каждой следующей женщине я искал её черты — лица, тела, характера. Искал и не находил!
— А потому никогда не прекращал поисков? — мой голос зазвенел от переизбытка эмоций. Всего было слишком много — любви, ненависти, боли.
— Я помнил о ней каждый день, — всматриваясь в мое лицо, прошептал отец так искренне, что у меня заныло под ребрами. Не всегда стоит требовать откровенности, потому что порой эту откровенность практически невозможно выдержать. — За последние более, чем два десятка лет не было ни одного дня, который бы я прожил, не вспоминая о твоей матери. Даже, когда ты ушла, покинув меня так же, как покинула она. Я думал о вас — о тебе и о ней.
— Надеюсь, когда сношал своих любовниц, ни обо мне, ни о маме ты не думал, — поморщилась я, видя страдание в его глазах и какой-то темной частью себя желая это страдание увеличить. Сделать его глубже. Это как взять гвоздь и из маленькой царапины проковырять рану побольше. — Потому что это прям мерзость.
Отец с разочарованием выдохнул, потер лицо, а после холодно заметил:
— Надеюсь, когда-нибудь ты поймешь меня. Скоро ты выйдешь замуж и начнешь рожать будущему королю детей, много детей. И ты не единожды столкнешься с ситуациями, когда придется принимать не простые, но нужные решения. Потому что все мои попытки получить наследника мужского пола были одним из таких сложных решений.
— Ну, да, забыла. Я же просто ходячий инкубатор, к которому прилагается трон морского королевства. И ты не прав. Я никогда не буду принимать никаких решений. Мне просто не дадут этого сделать. И ты это прекрасно знаешь.
Сказав так, я сделала несколько шагов вперед и выскользнула из пузыря, погрузившись в воду. Подплыла к самому маленькому из дьяволов, поводья которого тут же передал мне Лорс, и устроилась на широкой черной спине, поджав под себя ноги так, чтобы не мешать скату плыть.
Чуть погодя тоже самое проделал отец, сев на самого крупного манта. Левого крайнего оседлал Лорс. Дернув поводья, мы развернули мантов и поплыли к воротам. Город больше не был ни полусонным, ни пустынным. На улицы высыпали практически все обитатели подводной столицы. Все они желали увидеть свою принцессу, то есть, меня. Я плыла на дьяволе, сохраняя королевскую осанку, что было очень нелегко, и величественно поглядывая вниз, на своих подданных, зная, что многие их них считают меня предательницей, которая большую часть жизни провела вдали от тех, кем должна была учиться править. И править во благо. А потому любопытство в глазах горожан соседствовало с осуждением и где-то даже с презрением. Некоторые кибиры, так вообще, неприкрыто скалили зубы мне в спину.