Три подруги и пустынная кошка
Шрифт:
— Если тебе нужна была помощь, — заговорил Лозовский, впиваясь в мое лицо холодным властным взглядом, который он редко демонстрировал, стараясь прикрываться маской добросердечия, — нужно было просто попросить. Зачем все настолько усложнять? Подсылать ко мне музу со странными рассказами и просьбами…
— Это тебе кажется, что я все усложнила, — криво усмехнулась и вытерла о ноги вспотевшие ладони. — А на самом деле — я пошла самым коротким путем.
— И чуть всех не угробила, — низко прорычал Лозовский, чье лицо приобрело жесткость, а в глазах полыхнула злость. — Интересные у тебя пути…
— «Чуть» не считается, — отмахнулась я, оперлась о плечо музы и встала. — А где Ниса?
Фируса сжалась и бросила нерешительный взгляд на Лозовского.
Тот сильнее сжал челюсти.
— Что? — тут же почувствовала я неладное.
— Ди, — осторожно начала муза, — зачем ты разбила зеркало?
— Как зачем? — с раздражением дернула я плечом. — Чтобы уничтожить эту тварь!
— Я не знаю, что произошло, — муза закусила губу, её глаза повлажнели и подернулись грустью. — Но когда тень освободилась…
— Ну! — поторопила я. — Говори быстрее!
— Она вселилась в Нису! — договорил за музу Лозовский и рявкнул: — Зачем ты это сделала! Ты ведь не могла не знать, что разбив зеркало, выпустишь зло на волю. Змеелюди сохраняли его в целостности, потому что ждали особое тело для проведения ритуала подселения. А теперь Нуатль на свободе, а твоя подруга одержима. Будет чудом, если она не прикончит банши в качестве мести тебе за то, что нарушила её планы.
Я схватилась за голову.
— Не может быть… Нет! Я уверена, что должна была разбить зеркало, чтобы уничтожить её!
— Очевидно, кто-то ввел тебя в заблуждение, — взволнованно заметила Фируса. — Что же нам теперь делать?
***
Следы случившегося в равнине мы уничтожали долго. В основном потому, что прятать трупы и заметать следы Лозовский и его мохнатая команда отказались, молча убравшись восвояси и не забыв прихватить с собой короля.
А мы с музой, оставшись вдвоем в окружении уже начавших чернеть змеелюдей, провозились до вечера. Среди убитых были женщины, подростки и даже дети. В вырытых ямах я обнаружила несколько гнезд с уже отложенными яйцами. Мы долго простояли над этими кладками, раздумывая, что же делать. У меня рука не поднималась уничтожить кого-то, настолько беззащитного. Что хуже — не дать им родиться вообще или позволить прийти в мир, в котором у них больше никого не было? Пока я сражалась с моральными дилеммами, Руся не выдержала, кинула на гнезда ветки и подожгла их со словами:
— Змеиное барбекю заказывали?
По возвращению в город мы разделились. Я высадила музу в центре, приказав ехать домой, запереть все двери и окна, самой спрятаться в ванной и ждать от меня новостей.
А сама направилась к морю.
До берега добралась быстро. Дороги были пустынными. Врывающийся сквозь окно резкими порывами воздух был наполнен свежестью и отлично бодрил. А впереди путеводной звездой сияла цель.
Я была близка. Я уже почти достигла того, к чему стремилась долгие годы. Ради чего преодолела путь, длинною практически в целую жизнь. И ради чего рискнула многим, в том числе, и жизнью Нисы, которую сама же и отдала Нуатль.
Припарковавшись чуть в стороне, я вышла, захлопнула дверь, оставив ключи внутри и уверенно зашагала к воде, ступая по песку и чувствуя, как в него легко погружаются голые ступни. Обувь я тоже оставила в машине. А вот одежду уже сбрасывала почти на ходу, когда до моря осталось меньше десяти метров. Бретельки майки соскользнули с плеч, после я стянула лосины и уже полностью раздетой вошла в воду, чье внутреннее свечение и плеск волн манили с каждой минутой все сильнее.
Нырнув с головой, я зажмурилась, затаила дыхание. В первую секунду вода показалась обжигающей холодной, но уже вскоре тело вспомнило, как это — быть под водой. Жить под водой. Быть частью воды. Быть частью стихии.
Почувствовав легкое покалывание, я распахнула глаза и пронаблюдала за тем, как моя кожа приобретает голубоватый оттенок. Как начинает светиться, будто я проглотила луну. Как вокруг тела скапливаются, будто притянутые неведомой силой, крошечные огоньки, подобные алмазной крошке. Сгущаясь все сильнее и обтекая меня по контурами тела, огоньки образовали подобие сверкающей оболочки, одновременно напоминающей наряд.
Улыбнувшись, я почувствовала, как душа погружается в состояние спокойствия и безмятежности. Какими бы сложными не были наши с отцом отношения — вода была моим домом. В воде я чувствовала себя гораздо увереннее, чем на суше, ощущая сопричастность к чему-то бесконечному, бессмертному и чистому.
Человеческий мир таким не был. Он не был ни чистым, ни вечным. Он причинял боль. И люди причиняли боль. А море — оно лечило. Оно все понимало, все принимало, убаюкивало, унося вдаль от всех проблем и от любых страданий.
Море было для меня всем. Моей жизнью, моей колыбелью. И ради его спасения я готова была на все.
Широко размахнув руками, я радостно крутанулась в воде и рванула вперед, к подводному дворцу.
Глава 32
На самом деле, на дне в центре моря находился не только дворец. Это был целый каменный город, в котором обитало огромное количество самых разнообразных существ. Русалки и сирены, морские демоны и морские змеи, тритоны и водные псы, наяды и мелюзины, накки и гриндилоу и много, кого еще — все они жили по соседству друг с другом. И руководил всеми ими, конечно же, мой отец.
Припоминая всех тех, кого знала в королевстве, я плыла никуда не торопясь и наслаждаясь каждым мгновение проведенным в воде. Я то погружалась глубже, туда, куда не добирались солнечные лучи, из-за чего вода казалась почти черной. То выныривала на поверхность, чтобы весело попрыгать на разбушевавшихся волнах приветствующего меня моря, ловя барашков. Вскоре ко мне присоединилась стая дельфинов, которые, издавая счастливую трескотню и довольное пыхтение, запрыгали со мной над водой, превратив долгожданную встречу в игру. Узнав среди задорного молодняка, который на инстинктивном уровне почувствовал во мне свою, я заметила их маму, с которой была хорошо знакома. И с которой, вот также, как и с её детьми сейчас, резвилась когда-то в воде, устраивая заплывы на скорость.
Едва только я поманила к себе ставшую респектабельной главой семейства афалину, как она, взвизгнув подобно ребенку, рванула в мои объятия и едва не отшвырнув сильным ударом гибкого тела.
Я похлопала её по спине, показывая, что тоже очень скучала. И это было правдой. Поглядев на меня умными глазами, в которых я видела не только разум, но и душу, афалина, которой я когда-то дала имя Флория и которое она благородно приняла, толкнула меня головой и указала вперед.
Я кивнула. И дальше мы уже поплыли рядышком, как в старые добрые времена. А за нашими спинами резвились дети и внуки Флории, для которых моя подруга детства теперь была непререкаемым авторитетом. Одного её недовольного взгляда было достаточно, чтобы детвора прекратила толкаться вокруг меня и последовала за нами в качестве шумного, очень шумного, сопровождения.