Три поколения
Шрифт:
Фунтиков, и без того приверженный к бутылке, стал все чаще и чаще появляться в «мокром виде». «У народа глаз зорок, а ум догадлив. И хотя горазды трутни на плутни, а разгадали, вот он и хлещет от злости…» — говорил о Фунтикове Шукайло.
Бригада — в бригадира: каждый думает, как бы побольше «зашибить», половчей обвести агронома и председателя колхоза. Боголепов ввел в бригаду Фунтикова несколько москвичей в надежде, что они оздоровят обстановку, но положение не изменилось.
Фунтиковцы, как и бригада Маши Филяновой, работали на полях колхоза-миллионера «Знамя коммунизма». Массивы девушек и фунтиковцев разделяла широко
В горячку первых дней сева Вера, переправившись на рыбацкой лодчонке, побывала у Фунтикова, поругалась с ним, составила акт на плохое качество сева и больше туда не заглядывала: очень уж трудно было попасть в Заречье. Да и помнила она слова Боголепова: «Бригада Филяновой на виду у всей страны. За урожай на девичьих массивах ответ спросим с вас, Вера Александровна. Подведете, пеняйте на себя».
Лойко, готовый «вытрясти душу» из тракториста за каждый огрех, узнав от Струговой о неблагополучии на заречных массивах, рвал телефонные провода, грозился через все разливы добраться до «рябого пса» и успокоился лишь тогда, когда услышал, что в бригаду Фунтикова выехал главный агроном.
— Этот парень поставит ленивого храпоидола на место. Он его, рыжего лисовина, научит работать!
Павел Анатольевич Лойко с первой встречи проникся симпатией к Андрею Корневу. И Андрей ценил Лойко. Молодого агронома приятно поразило то, что в эту тяжелую зиму у Лойко сохранился весь скот. Дальновидный председатель осенью исполу выкосил все пустоши у соседей, выбрал и пустил в дело пожнивные остатки с полей. Соседи еще только собирались сажать лесные полосы, а у лойковцев деревья были уже — «глянешь — шапка с головы валится». Поэтому и снег у них зимою лежал на полях, как в закромах.
Из всего рачительный хозяин извлекал пользу. Особенно же богатели лойковцы на посевах подсолнечника.
— У него свой маслобойный завод. Кругом все сдают семечки по два рубля за килограмм, а он превращает семечки в масло и этот же килограмм в четыре рубля с полтиной вгоняет. У него каждая копеечка, как у гоголевского Костанжогло, рубль тащит.
И вот Андрей Корнев на самых дальних полях колхоза «Знамя коммунизма». Уже наметанный глаз агронома даже и весной отметил взыскательность Лойки. Поля у него нарезаны правильно, точно расчерчены рейсфедером. Ни бурьянов, ни межников. Границы стогектарок обсажены в несколько рядов высокими тополями, а в междурядьях — акацией. Сенокосные угодья тоже выглядели по-иному, нежели у нерадивых соседей: кочки срезаны, кустарники раскорчеваны.
В центре заречного массива, на живописном холме, большой стан, бригадный крытый ток, инвентарный сарай, амбары. Андрей было повернул к стану, но передумал и поехал к ближнему трактору с агрегатом сеялок. Но не проехал и сотни метров, как остановил коня и стал слушать. По звукам он пытался определить ритм работы бригады. «Как будто все нормально… Неужто Вера погорячилась и сгустила краски?» — думал он, вспоминая ее письмо в МТС.
…Андрею казалось, что он хорошо знает свой вспыльчивый характер, но сегодня вновь «сорвался с нарезов». Первая же засеянная по весновспашке стогектарка, которую
Вскочив в седло, он обжег коня плетью и поскакал наперерез агрегату.
— Сс-то-ой! — закричал он еще издали.
Заметив всадника с нагайкой, немолодой тракторист Михаил Картузов остановил трактор и выскочил из кабинки. С тревогой окинув взглядом свой агрегат и, видимо, не обнаружив в нем никаких изъянов, он, приседая на затекших ногах, пошел навстречу скачущему главному агроному. А тот, на ходу спрыгнув с лошади, бежал к трактористу.
— Вы что-о? Вы что тут… грачей семенным зерном откармливаете? Как вы сеете?
Картузов остановился, для чего-то снял с коротко остриженной седой головы измазанную, вытертую шапчонку и принялся мять ее в руках. Изрезанное частыми морщинами, лицо его выражало испуг.
— Как сеете? — тише повторил Андрей.
Тракторист потупился, только шапчонка в его руках закрутилась быстрее.
— У вас где глаза? Вы что, не видите незакрытое зерно? — Андрей снял шапку с влажной, дымящейся головы.
— Так я же здесь ни при чем, товарищ главный агроном… Я сам вижу. Но поле-то пахал Ванька Рыбий Глаз, а он… — тракторист пренебрежительно махнул рукой.
— При чем тут Рыбий Глаз? Ведь не Ванька, а вы сеете так, что половина зерна не прикрыта.
— Да, товарищ главный агроном, я же говорю, что пахал тут дружок бригадира Ванька Рыбий Глаз. И вот видите, сплошные гребни…
Только теперь Андрей понял, почему зерно не закрыто. Первые лемехи плуга пахоту захватывали очень мелко, а последние глубоко, и теперь диски сеялки и сошники в гребнистых междурядьях не достают глуби земли, и высыпающееся зерно остается незаделанным.
— А куда тракторный и полевой бригадиры смотрели? А что агроном? — Андрей кричал громко, как перед толпой.
— Агрономша ругалась, акт составила, а поле-то уж испортили. И вот я теперь мучайся из-за чертей… Уж мы и так и эдак регулировали сеялки, толку мало, сеялки где засыпают зерно на непомерную глубину, а где плещут поверху…
Андрей надел шапку.
— Пойдем!
У агрегата сеялок главный агроном провозился около часа, пока не добился того, что и в гребневых междурядьях зерно равномерно стало закрываться землей.
— А если бы я не приехал? Куда смотрит Фунтиков?
— Фунтиков по целым дням в «очко» режется. Ребята зарплату и подъемные получили, вот он и повадился с Ванькой Рыбьим Глазом их в карты обыгрывать да пьянствовать, — решительно и зло ответил тракторист.
— В карты?
— Ну да, в двадцать одно. «Деньги ваши будут наши»… Только вы, товарищ главный агроном, на меня не ссылайтесь. — Голос и лицо тракториста утратили решимость. — А то они меня с Рыбьим Глазом в землю по самую шапку вобьют.
Трясущимися руками Андрей никак не мог отвязать повод лошади. Челюсти его были крепко стиснуты, скулы побелели.
— Негодяй! Ка-кой негодяй!
Тракторист еще что-то говорил, но агроном уже не слышал его. Он отвязал наконец повод и вскочил в седло.