Три полуграции, или Немного о любви в конце тысячелетия
Шрифт:
– А что я должна знать? Он потрясающий, талантливый, красивый, добрый, внимательный… Да о таком можно только мечтать! Он меня предупредил, что вы можете начать говорить о нем гадости…
– Что? – ахнула Тата.
– Наталия Павловна, давайте не будем ссориться! Я его люблю, а вам, простите за откровенность, тут уже ничего не светит.
– Вика! – вспыхнула Тата.
– Да! Я его люблю и буду за него бороться со всеми, кто…
– Со мной бороться не надо. Бери это сокровище со всеми потрохами. Только если окажется, что потроха гнилые, уж не взыщи!
– Не смейте его оскорблять! Слышите,
– У тебя истерика, иди к себе и попроси у Татьяны Игоревны валерьянки!
Девушка выскочила пулей. Тату трясло от обиды и злости. Только этого не хватало. Он уже настроил против меня Вику. Ну нет, я все-таки выведу его на чистую воду. Олег не хочет этим заниматься, ну и не надо! Сама все сделаю. Я так этого не оставлю. Подонок! Мужчина по имени Паша! Дерьмо собачье! Я с Олегом чуть из-за него не поссорилась! И грязью он меня поливает… Нет, я всегда знала: верить гадалкам – последнее дело! Может, если б его звали не Павлом, я бы не волновалась так. Ах, скотина! Ну погоди у меня, я тебе еще покажу!
Она достала копию договора с Гущиным, где значился домашний адрес, и записала его на листочке, потом пошла к Олегу, но не застала. Выяснилось, что он срочно куда-то отбыл вместе с коммерческим директором. Тем лучше, решила Тата.
– Ринка, я сейчас уйду. Мне все равно сегодня еще не надо было выходить… Если Олег будет спрашивать, скажи, что меня срочно вызвали.
– А что случилось, Тата? И почему Вика там рыдает? Это ты ее так?
– Завтра расскажу. Все, меня нет!
И она побежала на улицу. Из первого же автомата набрала номер Гущина. Почему она не позвонила из издательства, она и сама не могла бы объяснить. Трубку сняли довольно быстро.
– Алло, алло, я вас слушаю! – вконец простуженным голосом отозвалась Нинель Вадимовна.
Тата повесила трубку и выскочила на проезжую часть – ловить машину. Ей повезло, и через пятнадцать минут она уже входила в подъезд старого дома. Поднялась на третий этаж и с бешено бьющимся сердцем нажала кнопку звонка.
– Кто там?
– Нинель Вадимовна, откройте, пожалуйста!
– Вы кто?
– Наталия Павловна Тропинина, из издательства, вы у меня были…
Дверь распахнулась. Мать Гущина в толстом махровом халате, без макияжа показалась Тате старше и как-то симпатичнее.
– Наталия Павловна? Я не ожидала… А Павлика нет дома.
– Можно мне с вами поговорить? Это очень важно!
– Со мной? Пожалуйста, – растерянно проговорила женщина. – Раздевайтесь. Извините, я в таком виде, но у меня бронхит… Кашель замучил… Проходите, Наталия Павловна. Чай будете?
– Нет, спасибо, ничего не нужно.
– Вы, по-моему, очень волнуетесь, что-то случилось? С Павликом что-то не так? С его романом, да?
– Да, то есть я не знаю… Но я должна понять… Нинель Вадимовна, кто написал «Дурную славу»?
Лицо Гущиной стало серым.
– Это ведь написал не Павел Арсеньевич, верно?
– Господи, да что вы такое говорите! Бог с вами, а кто же? – Голос ее звучал так фальшиво, что хотелось заткнуть уши.
– Я пришла к вам, чтобы сообщить – возникли подозрения, и надо бы их рассеять, если возможно…
– Какие подозрения? – помертвевшим голосом спросила Нинель Вадимовна. – Я не поняла…
– Я и еще кое-кто считаем, что это плагиат. Что Павел Арсеньевич не писал этих книг… Они очень хороши, спору нет, но автор кто-то другой.
– Но почему? Почему вы так решили?
– Мне трудно это объяснить… Это какие-то нюансы… И если бы эта мысль зародились у меня одной, я бы молчала, но… Я вам больше скажу: похоже, эти книги писала женщина… Только не говорите мне, что вы ничего об этом не знаете. Кстати, последним доводом в пользу этой версии послужил ваш вопрос, не сняла ли я ксерокопию… Простите, что говорю такие неприятные вещи, но лучше выяснить все, пока не поздно. Ведь если книга выйдет, может разгореться грандиозный скандал, понимаете? Вашего сына назовут плагиатором, то есть попросту вором.
– Но это не так… Вы ошибаетесь… А насчет копии я спросила, потому что Павлик велел. Я в этом не разбираюсь. Наталия Павловна, милая, я вас умоляю! Зачем вам это? Зачем вам ломать мальчику судьбу? Я знаю, у него тяжелый характер, он часто бывает грубым, но он не вор, нет! Ох, я больше не могу… Не могу… И я всегда знала, что не сумею… – Она уже рыдала в голос. – Меня не хватит… Вы правы, вы совершенно правы, лучше все выяснить сейчас, потом будет поздно, и я не переживу позора… Наталия Павловна, смотрите, вот, – она указала на висящий в комнате большой фотопортрет красивой веселой женщины лет тридцати, – это она… Это она…
– Кто? – испуганно спросила Тата. Она уже раскаивалась в том, что поспешила явиться сюда.
– Ника, моя дочь, сестра Павлика… Это она написала те книги… но ее больше нет… Она была очень, очень больна… И вот уже год, как ее нет… Она жила отдельно, и мы даже не знали ничего. Только после смерти нашли рукописи. Целых четыре. У меня сперва даже не было сил их прочесть. А Павлик прочитал. Ему очень-очень понравилось. И он сказал: «Мама, у меня есть шанс переменить жизнь, я смогу прославиться, а Нике ведь уж ничего не нужно, и все-таки ее труд не пропадет»… Понимаете?
– Значит, действительно это писала женщина, ваша дочь?
– Да-да, Ника. Она была такая странная…
– И что, она никогда даже не говорила вам, что пишет?
– Никогда. Она рано вышла замуж, ушла от нас… Они с Павликом не очень ладили… А потом ее муж погиб в автокатастрофе, у нее случился выкидыш, и она замкнулась. Я даже не знала, что она так серьезно больна… У нее сдало сердце… Я виновата перед ней, потому что все внимание отдавала Павлику – младший, знаете… Мальчик. Я в своей безумной любви даже не поняла, что он… что он… обкрадывает сестру… Я только предложила кому-то показать эти книги, кому-то, кто разбирается… Он дал их почитать сначала одному доктору, своему коллеге, и сказал, что это он написал… Тот был в восторге и посоветовал обратиться к Валерии Жихаревой. Она тоже одобрила. Она с ним работала, делала какие-то замечания, и Павлик отнес рукопись к вам в издательство… Наталия Павловна, не губите! Пусть все идет как идет… Он меня возненавидит, если узнает, что я выдала вам правду! Умоляю! Хотите, на колени перед вами стану, Бога за вас молить буду! Пусть книгу напечатают, пусть он хлебнет этой славы, о которой так мечтает… Пусть… Ради всего святого, вы ведь тоже мать, разве вы позволили бы сломать судьбу своей дочери?