Три портрета эпохи Великой Французской Революции
Шрифт:
Доказав, что обвинительное заключение было построено на несообразностях и ошибках, он категорически требует отмены судебного приговора, за который невинные люди несли столь тяжелое, ничем не заслуженное наказание, и полной реабилитации и лично себя, и маркизы Софи де Моннье.
Процесс в Понтарлье показал поразительную ораторскую мощь Мирабо. Сила его красноречия была так велика, так убеждающа, что склонила в его пользу большинство судей.
14 августа 1783 года суд вынес окончательное решение, отменяющее предыдущий приговор; все обвинения против Мирабо признаны утратившими юридическую силу, и даже судебные издержки, достигающие довольно значительной суммы — 40 тысяч ливров, возложены на счет престарелого маркиза де Моннье.
Это
Старый маркиз, во время процесса не одобрявший рискованной тактики сына, считая ее слишком опасной и дерзкой, теперь с удовольствием потирает руки: «Эти ослы, по-видимому, забыли, что имеют дело с моим сыном. Моему сыну было у кого учиться».
Но со второй задачей, поставленной маркизом перед Габриэлем, дело шло много труднее.
Для графини Эмили де Мирабо годы заточения ее супруга в башне Венсенского замка были самыми счастливыми. Она была в то время одной из наиболее модных светских дам, и ей приходилось строго рассчитывать свое время, чтобы иметь возможность участвовать в сменяющих друг друга светских развлечениях. Вся аристократическая Франция была превосходно осведомлена о ее связи с графом де Галлифе. По существу те же обвинения, которые дали повод суду в Понтарлье в 1778 году приговорить к смерти, а затем обречь на пожизненное заключение в Венсенском замке Мирабо, а маркизу Софи де Мони-ье — на позор и заключение в монастырь, могли бы быть предъявлены и графу де Галлифе, и графине де Мирабо. Но было и различие: в первом случае любовники должны были жестоко поплатиться за то, что они делали это совершенно открыто, не считаясь с общественным мнением, а во втором — то же самое делалось осторожнее, с соблюдением необходимых условностей и с обязательной данью официальному лицемерию.
Эмили де Мирабо при существующем статусе жилось легко и свободно, и у нее не было ни малейшей склонности менять избранный ею образ жизни и подчиняться воле мужа. К тому же, унаследовавшая от своего отца не только несметное богатство, но и жадность к золоту, она не хотела делить его даже со своим собственным супругом.
Переговоры между сторонами ни к чему не привели. И тогда Мирабо, продолжавший слушаться советов своего отца, возбуждает судебный процесс против Эмили. Судебный приговор должен обязать жену вернуться к своему супругу и жить с ним под одной крышей.
Процесс в Эксе, начавшийся в феврале 1783 года, по существу был процессом между двумя самыми могущественными кланами Прованса — Мирабо и Мариньяна-ми. Но у него есть одна особенность. Мирабо как клан, т. е. глава его маркиз де Мирабо, его младший брат байи Мирабо, в этой клановой борьбе не участвуют. Это процесс графа Оноре де Мирабо против клана де Маринья-нов. Это значит, что на одной стороне только ораторское искусство, а на другой — мощь богатства. В Эксе, столице Прованса, все куплено маркизом де Мариньяном и его кланом. Когда Мирабо пытался в виде опыта привлечь на свою сторону хотя бы одного адвоката, это оказалось невозможным: все адвокаты Прованса были, что называется, на корню скуплены Мариньяном. И высшие, и низшие судейские чиновники, участвовавшие и в конечном счете определявшие исход этого судебного процесса, были в руках Мариньянов. При таком соотношении сил исход процесса в Эксе был предрешен. И тем не менее, несмотря на то что процесс — Мирабо не мог в том сомневаться — нанесет ему материальный и моральный ущерб, он в целом будет способствовать росту его популярности.
Процесс в Эксе проходил при ужаснувшем Мирабо общественном интересе и внимании. Зал заседаний ломился от публики, и число желающих побывать на этом самом знаменитом процессе того времени все возрастало.
Главная причина такой труднообъяснимой на первый взгляд заинтересованности в, казалось бы, сугубо частном вопросе, касавшемся взаимоотношений мужа и жены, оставалась скрытой от непосвященных. Клан Мариньянов отстаивал свои права на монопольное обладание огромным наследством маркиза. Пока был жив маленький Виктор, он оставался вместе со своим отцом, мужем Эмили Мирабо, наиболее бесспорным наследником. Но после смерти Виктора и при размолвке Эмили с ее мужем открылась благостная для Мариньянов возможность путем поддержания ссоры между супругами исключить Мирабо из числа наследников. Эти корыстные расчеты и придавали Мариньянам такую непримиримость.
Среди посетителей судебных заседаний, прибывших в Экс, в первых рядах видели знатных гостей: австрийского эрц-герцога Фердинанда, брата королевы Марии-Антуанетты, наместника Ломбардии с супругой. Совершая путешествие по Франции, высокий гость не без основания посчитал: самое интересное, что он может увидеть и услышать в соседнем королевстве, — это процесс знаменитого Мирабо.
Процесс тянулся несколько месяцев. Обе стороны первоначально действовали осторожно, отдавая себе отчет в том, что у каждой в запасе есть еще грозное оружие, до сих пор не введенное в бой. Трудно сказать, чего было больше в этих первых речах: отвлекающих противника маневров или рассчитанных на завоевание симпатий аудитории театральных эффектов.
Решающий удар был нанесен Порталисом, главным адвокатом Мариньянов, 7 мая. То был удар огромной силы против Мирабо, показывавший, что Эмили заранее исключает возможность всякого примирения с тем, кто продолжает еще называться ее мужем. Эмили вооружила Порталиса письмами маркиза Мирабо к своей невестке против собственного сына. Не было таких почти неправдоподобных, чудовищных обвинений во всех мыслимых и немыслимых злодеяниях, которые не приписывались бы ужасному супругу несчастной графини де Мирабо. В изображении Порталиса Мирабо представал злодеем, тираном, развратником, обманщиком, человеком без совести и чести. Самое ужасное в обвинительном акте Порталиса было то, что он ссылался при этом на суждения, принадлежащие почтенному отцу графа де Мнрабо, либо на суждения графини де Мирабо.
Удар казался сокрушительным, и представлялось маловероятным, чтобы Мирабо мог от него оправиться и продолжать судебную дуэль.
Мирабо выступил с ответной речью 23 мая. Эту речь, продолжавшуюся четыре часа, принято считать вершиной процесса в Эксе. В начале выступления Мирабо выразил сожаление о том, что адвокаты противной стороны, вместо того чтобы искать возможные пути к примирению — это было бы естественным при данных обстоятельствах, — обратили внимание на поиски материалов обвинения. Они вынуждают его, Мирабо, обращаться к тем страницам прошлого, к которым он ни при каких иных условиях, кроме тех, которые создал Порталис своим выступлением, не обратился бы. И он процитировал хранившееся у него с 1774 года письмо Эмили, относящееся к первым счастливым дням их брака, в котором она признавалась в своей связи с кавалером де Гассо и смиренно просила его простить, обещая, что такого больше не повторится.
То был первый удар огромной силы, вызвавший, когда он закончил чтение письма, шумные возгласы аудитории. Графиня де Мирабо, до сих пор представавшая в изображении Порталиса — и Мирабо ни разу это не оспорил — в роли скромной овечки, теперь рисовалась слушателям совсем иной. Но инстинкт искусного оратора, прежде всего чутко улавливавшего настроение аудитории, удержал Мирабо от дальнейших критических замечаний в адрес своей жены. Нарастающий огонь критики и все более овладевавшего им негодования он обрушил первоначально против ее отца, а затем повернул основное оружие против Порталиса, с которым он должен был свести счеты за судебное заседание 7 мая.