Три приятеля (сказка)
Шрифт:
– Матрёна Степановна, – тихо позвал он в темноту бабкиной комнаты, – Я это, того, пойду воздухом подышу. Заодно рейд дежурный справлю.
Бабка продолжала косить под спящую и ничего не ответила.
« – Ну и хрен с вами, уважаемая», – подумал Толик и решительно нырнул в темноту ночи.
А ночь выдалась безлунная и такая тёмная, что можно было ходить с закрытыми глазами. Всё равно ничего не видно. Толик уже пожалел, было, что так неосмотрительно ломанулся в разведку, однако через некоторое время глаза пообвыкли немного,
« – Чё за ботва?» – подумал он и спрятался за кустом акации.
Точка росла в размерах и, вскоре, превратилась в страшную, светящуюся рожу. При этом двигалась она совершенно бесшумно, отчего было ещё страшнее. Что-то подобное Толик уже видел в кино, но то было по ящику, а тут взаправду. Волосы под фуражкой тихо зашевелились, а рука никак не могла совладать с заевшей застёжкой кобуры.
С ужасом Толик понял, что рожа несётся прямо на него. Нижнюю часть тела его словно парализовало, и о том, чтобы хотя бы отползти в сторону, не было и речи. Мозг начало клинить. Откуда-то пришла дурацкая мысль: какой сейчас пот, которым он весь покрылся? Холодный или горячий? Рот сам по себе открылся и оттуда, сначала сдавленно, а потом всё громче и истеричнее, вырвался крик, постепенно переходя в тонкий визг.
Сознание покинуло Толика в тот момент, когда зловещая рожа, сверкнув в отблеске фосфора индейскими ягодицами, перепрыгнула куст и умчалась дальше.
Мокасин потому и был Прыткий, что с детства любил бегать и прыгать. Вот и сейчас он совершал Бег Силы, чтобы развеять хандру и вернуть себе невозмутимость. Толика он даже и не заметил, как, впрочем, и куста. До слуха лишь донеслось некое повизгивание, на которое не стоило отвлекаться, иначе останешься без ног.
Во дворе он резко остановился и сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы успокоить дыхание. На стожке сена, раскинув лапы, громко храпел Горыныч и в промежутках между храпом пускал ветры. Индеец поморщился и пихнул пернатого в бок. Тот недовольно заворочался, замолкнув на время. Однако вскоре затарахтел ещё громче и забористее. Индеец махнул рукой и завалился в свой вигвам. Отключился он сразу и во сне продолжал шаманить вокруг костра со своими предками, пытаясь, то у одного, то у другого выяснить расклад предстоящего путешествия.
На рассвете сильно побледневший и осунувшийся Толик с трудом добрался до своего «Ижа» и, не оглядываясь, двинул к себе домой. На лбу образовалась широкая прядка седых волос. Он ехал и думал о превратностях судьбы и о том, как в его ситуации поступил бы Бандерас, а ещё лучше Шварцнеггер. Пожалуй, в местных условиях их всех бы хватил Кондратий. Эта мысль немного успокоила Толика, и он злорадно представил себе как Бандерас со Шварцем дружно кладут в штаны порцию за порцией, оглашая округу матюками по-английски.
ГЛАВА 3.
Яркое солнце вставало над деревней, предвещая ясный и тёплый весенний день. Петухи, из тех, что ещё не съели, дружно протрубили подъём. Бабки стали подтягиваться к месту постоянной тусовки. Всех волновал вопрос: что за шум был сегодня ночью и куда подевался Толик. Бабка Маня долго хранила молчание, боясь выдать Толика, если тот ещё в разведке. Но так как мотоцикла не было, то все решили, что он уехал по делам в управу. Тогда она поведала подругам о ночной вылазке урядника и о том, как она, не дождавшись его, уснула.
– Наверное, повёз ценные сведенья в штаб, – прошамкала она с видом знатока.
Подруги согласно закивали и привычно взялись за семечки и важный трёп. На повестке дня стоял вопрос о том, как ловчее извести Змея и настрочить из него чемоданов, которые потом можно будет продать взаместо крокодиловых.
Тем временем, на другом конце деревни шли последние приготовления к пробному полёту. Эдик не стал дожидаться, когда все продрыхнутся, и успел сделать лёгкую, утреннюю пробежку. Окунувшись в дождевую бочку, он растолкал Змея и стал прилаживать к нему свою конструкцию. Змей сонно тёр глаза и ворчал по привычке.
– Чё, блин, пожар что ли? Куда в такую рань, да ещё и без обеда?
– Ничего, ничего. Всё окейно! На пустой желудок лететь легче, – подзадоривал его Эдик.
– Ага, с дерева башкой вниз. Я, между прочим, как транспортное средство имею право на заправку.
– Спокуха, пернатый, сейчас махнём пару кружков и заправимся чем пожелаешь.
– Блинов хочу, с квашеной капустой.
– А может ананасив с кулебяками?
– Всякое дерьмо не жрёмс.
– Ладно, будут тебе блины с капустой.
– С квашеной?
– А то как же! С ею самой.
– Уболтал, мачитос. Держись крепче.
Змей взял небольшой разгон и лихо заложил крутой вираж над избушкой. Предвкушение новых приключений придавало сил и будоражило кровь, разгоняя её по старому телу. Почувствовав себя лет на двести моложе, Змей громко рыкнул и выпустил дымную струю пламени. Настроение Змея передалось и Гонзалесу. Он потемнел лицом и крепко вцепился в канаты, чтобы не упасть на дно корзины.
– Никак гроза надвигается? – всполошилась бабка Маня и мелко-мелко перекрестилась раз десять.
– Что ты, – ответила другая, – Рано ещё, да и небо ясное.
– А можа чиво с космосу бухнулось, – предположила третья, – Там, говорять, мнооога всякаго добра шляитси.
– Может и из космосу, да только стрёмно как-то.
А Змей, набрав приличную высоту, закладывал новый вираж по широкой дуге, чтобы за один раз облететь всю деревню. Эдик ликовал и, пытаясь перекрыть свист ветра в ушах, от души матерился, перемежая русские и испанские крепкие выражения. Змей тоже радовался полёту и периодически выдавал порции огня с приличным грохотом. Его зоркий глаз сразу засёк, как вредные старухи грозились с земли кулаками и что-то кричали. Он повернул голову и выразительно посмотрел на Эдика. Гонзалес понял его без лишних слов. Он вскочил на край корзины, обмотавшись на всякий случай куском каната, и командирским голосом закричал: